Палату заполнили жаркие разговоры. Страсть Эланы зажгла
всех. Патриарх Эмбан сидел застыв и раскрыв в изумлении глаза. Потом он широко
ухмыльнулся, прикрыл рот рукой, и расхохотался.
— …несомненно ведомая рукой Господа, — говорил
один монах другому.
— Но женщина? Стал бы Господь говорить устами женщины?
— Пути господни неисповедимы, — благоговейно
ответил другой монах. — И непостижимы для человека.
Патриарху Долманту с трудом удалось утихомирить
воодушевившихся патриархов.
— Братья мои и друзья, — сказал он. — Мы,
конечно, должны простить королеве Элении ее эмоциональный всплеск. Я знаю ее с
детства, и, уверяю вас, обычно она вполне владеет собой. Как и сказала она
сама, последствия отравления еще проявляются, и влияют на ее рассудок.
— Бесподобно! — со смехом сказал Стрейджен
Сефрении. — Он даже и не подозревает.
— Стрейджен, — серьезно проговорила
Сефрения. — Прошу тебя, замолчи.
— Да, матушка.
Патриарх Бергстен в кольчуге и рогатом шлеме с устрашающим
видом, поднялся и ударил топором по мраморному полу. — Дайте мне слово.
— Конечно, Бергстен, — сказал Долмант.
— Мы здесь на для того, чтобы обсуждать недомогания
королевы Элении, — объявил патриарх Эмсата. — Мы здесь для того,
чтобы выбрать Архипрелата, и я предлагаю перейти к этому. Я ставлю на
голосование кандидатуру Долманта, патриарха Демоса. Кто ко мне присоединится?
— Патриарх Долмант — вне регламента, — объявил Ортзел,
вставая. — По традиции и по закону, как один из кандидатов, он не имеет
права голоса до тех пор, пока вопрос не будет решен. С согласия моих братьев я
прошу досточтимого патриарха Укеры занять кресло председателя. — Он
посмотрел вокруг. Казалось, никто не возражал.
Эмбан, все еще открыто ухмыляясь, поднялся на кафедру и
довольно игриво отпустил Долманта взмахом пухлой руки.
— Патриарх Кадаха хочет закончить? — спросил он.
— Нет, — сказал Ортзел. — Еще нет. —
Лицо Ортзела по-прежнему оставалось суровым и мрачным. Затем, не подав и виду о
том, как ему было больно, он твердо проговорил. — Я присоединяю свой голос
к голосу моего эмсатского брата. Патриарх Демоса — единственный возможный
кандидат на пост Архипрелата.
Тогда поднялся Макова. Лицо его было смертельно бледным, а
зубы стиснуты.
— Бог покарает вас за такую наглость! — брызжа
слюной, проорал он в лицо патриархам. — Я не буду принимать участие в этом
абсурде. — Он вскочил и выбежал из палаты.
— Во всяком случае, он честен, — заметил Телэн.
— Честен? — воскликнул Берит. — Макова?
— Конечно, досточтимый учитель, — ухмыльнулся
мальчик. — Если Макову кто-нибудь покупает, он так и остается купленным —
неважно, как обернутся дела.
Голосование шло быстро, патриархи поднимались один за
другим, чтобы одобрить кандидатуру Долманта. Лицо Эмбана становилось все
хитрее, в то время как последний патриарх, слабый немощный старец из Каммории,
с помощью других поднялся на ноги и пробормотал скрипучим голосом имя —
Долмант.
— Ну, Долмант, — с шутливым удивлением проговорил
Эмбан. — Кажется, остались только мы с тобой. Может, ты хочешь предложить
кого-нибудь другого на пост Архипрелата?
— Прошу вас, братья, — умоляюще произнес
Долмант. — Не делайте этого. — Он плакал и не скрывал своих слез.
— Патриарх Долмант — вне регламента, — мягко
напомнил Ортзел. — Он должен назвать имя или же молчать.
— Прости, Долмант, — ухмыльнулся Эмбан. — Но
ты слышал, что он сказал. Кстати, я тоже совершенно случайно присоединяю свой
голос к тем, кто назвал тебя. Ты уверен, что не хочешь назвать чье-либо
имя? — Он подождал. — Ну, хорошо. Сто двадцать шесть патриархов — за,
один — против, и один отсутствует. Боже, как удивительно! Будем голосовать,
братья, или не будем тратить время и объявим патриарха Долманта Архипрелатом на
основании единодушного одобрения? Я прерываюсь, чтобы услышать ваш ответ.
Сначала откуда-то снизу раздался одинокий выкрик.
— Долмант! — гудел он. — Долмант!
И тут же это было подхвачено множеством голосов, сидевших в
зале.
— Долмант! — орали они. — Долмант!
Так продолжалось довольно долго, пока наконец Эмбан не
поднял руку в знак молчания.
— Мне жаль, что именно я говорю тебе это,
дружище, — растягивая слова сказал он Долманту. — Но, видимо, ты
больше не патриарх. И теперь, думаю, настало время тебе и паре наших братьев
удалиться в ризницу, чтобы они помогли тебе примерить новое облачение.
Глава 18
Совещательная палата все еще полнилась возбужденными
разговорами, даже криками. Патриархи с восторгом на лицах кружили по мраморному
полу, и до Спархока то и дело долетала фраза «по промыслу Божьему» — с
благоговением повторявшаяся снова и снова, пока он протискивался сквозь толпу.
Церковники традиционно консервативны, и сейчас в их головах не было и тени
мысли о том, что решением Курии управляла женщина. Святой промысел был
прекрасным объяснением. Разумеется, на самом деле говорила не Элана, а сам
Господь Бог. Но в этот момент Спархоку не было никакого дела до теологии, его
беспокоило состояние его королевы. Конечно, объяснения Стрейджена внушали доверие
и успокаивали его, но Спархок хотел убедиться сам, что с его нареченной все в
порядке.
Опасения его оказались напрасны. Когда он открыл дверь, в
которую король Воргун вынес Элану, то сразу понял, что ее здоровью ровным
счетом ничего не угрожает. Мало того, он застал ее в совершенно нелепой позе:
она стояла, нагнувшись, с ухом как раз на том месте, где только что была дверь.
— Вы бы все гораздо лучше услышали, сидя на своем
троне, в палате, моя королева, — строго заметил ей Спархок.
— Ой, расслабься, Спархок, — едко бросила она
рыцарю, — войди и закрой дверь.
Король Воргун стоял прислонившись к стене, а над ним
угрожающе нависала Миртаи.
— Убери от меня эту дракониху, — попросил Спархока
Воргун.
— Вы решили разгласить всем, что речь Эланы не более
чем хорошо продуманное представлением, ваше величество? — спросил его
Спархок.
