Она буквально считала оставшиеся до отъезда часы.
В кармане Элоизы уже лежал билет на поезд, отправлявшийся
завтра вечером, но Габриэла этого не знала. Мать вообще ничего ей не сказала.
Боже, зачем лишний раз колебать воздух ради этой маленькой гадины. Не все ли
равно, что она там себе думает. Несомненно одно — вина Габриэлы перед ней
неисчерпаема.
Габриэла действительно не знала, во сколько они уезжают.
Поэтому на следующий день она проснулась пораньше, поскорее умылась и
причесалась. Когда в девять утра заспанная Элоиза сошла вниз, на столе уже
дымился кофе, сваренный Габриэлой. Девчонка хорошо усвоила преподанные ей уроки
— кофе был отличный, и, наливая его в чашку, Габриэла ухитрилась не пролить ни
капли.
Поскольку Элоиза не сказала ей ни слова, Габриэла поняла,
что ей удалось угодить матери. В другой раз она непременно обрадовалась бы, но
сегодня девочка слишком волновалась. Ее так и подмывало спросить, когда же они
наконец поедут на вокзал. Лишь огромным напряжением воли ей удавалось
сдерживаться, чтобы ненароком не разозлить мать. А сделать это было проще
простого — в этом Габриэла не раз убеждалась на собственной шкуре.
Прошло томительных полчаса, прежде чем Элоиза открыла рот и
спросила у Габриэлы, готова ли она. Разумеется, она была готова. Габриэла уже
давно уложила в чемодан последние мелочи (в том числе заветную тетрадь из-под
матраса) и надела серую дорожную юбку и белый свитер. На кровати в детской были
аккуратно разложены темно-синий блейзер, такой же берет и светлые перчатки —
обычный наряд Габриэлы, когда они с матерью выходили вдвоем. Высокие белые гольфы
были подтянуты и завернуты именно так, как любила Элоиза, а черные лаковые
туфли Габриэла еще с вечера вычистила и натерла хлебным мякишем, в них можно
было смотреться как в зеркало.
Иными словами, Элоизе совершенно не к чему было бы
придраться. Вот если бы еще Габриэла сумела спрятать с глаз долой свои длинные
белокурые волосы, тонкую гладкую кожу и огромные голубые глаза на бледном,
словно фарфоровом лице, которые смотрели открыто и доверчиво и делали ее
совершенно очаровательной. Габриэла уже не была младенцем, но еще не успела
превратиться в долговязого, голенастого подростка. В свои десять лет она еще
балансировала между этими двумя состояниями, сочетая в себе обаяние ребенка и
красоту взрослой женщины, которой она непременно должна была стать через каких-нибудь
шесть-восемь лет. Даже Элоиза не могла этого отрицать, и оттого желание
вымазать дочери лицо сажей и облачить ее в грязную, желательно вонючую рвань
было в ней сильно как никогда.
Элоиза терпеливо ждала, пока Габриэла сходит в детскую за
чемоданом и верхней одеждой. Когда она наконец спустилась в холл, то сразу
увидела, что маминых вещей нигде не видно. «Должно быть, — решила
Габриэла, — мама хочет, чтобы я помогла ей снести их вниз».
Она повернулась, чтобы сходить за чемоданами Элоизы.
— Куда это тебя понесло?! — остановил ее сердитый
окрик. У Элоизы было еще полно дел, и она начинала спешить.
— Я хотела… хотела помочь тебе с вещами, —
пробормотала Габриэла, останавливаясь на нижних ступеньках лестницы и
оборачиваясь назад.
— Я сама схожу за ними… потом, — ответила Элоиза и
нахмурилась. — А сейчас — поторопись.
И Элоиза властным жестом указала ей на входную дверь.
Габриэла ничего не понимала. Она заметила, что Элоиза одета
в старую серую юбку и черный свитер, в которых обычно ходила только дома или в
саду, и что она даже не надела шляпку, а без шляпки Элоиза не выходила даже в
аптеку. И все же Габриэла по обыкновению ни о чем не спросила. Подхватив свой
небольшой чемоданчик, девочка послушно вышла на крыльцо.
Стояла чудесная солнечная погода; грушевые деревья в саду за
домом пышно цвели и благоухали так, что даже запахи большого города не в силах
были заглушить их тонкий аромат; из кустов живой изгороди доносились птичьи
трели, но Габриэла неожиданно почувствовала, как в груди ее шевельнулось какое-то
неясное беспокойство. Что-то было не так, но она еще не понимала — что.
В отчаянии девочка бросила взгляд назад — на дом, где она
узнала столько страха и боли. На мгновение ей захотелось со всех ног броситься
назад, чтобы снова забиться в самый дальний угол чулана. Габриэла уже давно не
пряталась от матери, зная, что в этом случае ей попадет сильнее. Но сейчас
что-то подсказывало, что ее ожидает нечто худшее, чем самое жестокое наказание.
Но Элоиза уже запирала дверь, и девочка только тихонько
вздохнула, покоряясь неведомой судьбе, которая могла оказаться гораздо
страшнее, чем все, что она знала до сих пор.
— Побыстрей, пожалуйста, у меня не так много
времени, — железным голосом произнесла Элоиза, обгоняя ее и выходя на
улицу. Там она взмахом руки остановила такси, и девочка снова подумала: «Почему
мама без вещей?»
Но ответ был ей уже ясен. Куда бы ни ехала Элоиза, она ехала
туда одна! Но в таком случае что же будет с ней, с Габриэлой? И зачем ей
чемодан с вещами? И школьная форма? И учебники? Ответов на эти вопросы не было.
В машине Элоиза назвала водителю адрес, который ничего не
говорил Габриэле. Она только сообразила, что это где-то в районе Восточных
Сороковых улиц.
Куда же они едут? Зачем? Тягостная неизвестность очень
быстро переросла в страх, однако расспрашивать мать Габриэла по-прежнему не
смела, зная, что впоследствии ей придется дорого заплатить за свою
несдержанность, невоспитанность, настырное любопытство и неумение держать язык
за зубами. Элоиза всем своим видом показывала, что не намерена отвечать ни на
какие вопросы.
Отвернувшись от дочери, она смотрела в окно на проносящиеся
мимо дома и, казалось, о чем-то сосредоточенно думала. Раза два она бросила
быстрый взгляд на свои наручные часики и, убедившись, что пока все идет точно
по расписанию, удовлетворенно кивнула самой себе.
К тому времени, когда они подъехали к большому серому зданию
на Сорок восьмой улице, у Габриэлы от страха тряслись руки, а к горлу
подступала тошнота. Должно быть, на этот раз она совершила что-то действительно
ужасное, и теперь мама везет ее в полицию или в исправительный дом, где
наказывают преступников. Это предположение вовсе не казалось Габриэле
невероятным, хотя она была далеко не глупой девочкой. Просто в том кошмарном
мире, в котором она жила, возможно было абсолютно все. Габриэла никогда не
могла чувствовать себя в безопасности. Она всегда была виновата, и неважно, в
чем. Главное — виновата!
Тем временем Элоиза расплатилась и первой вышла из машины.
— Вылезай, — коротко приказала она и недовольно
нахмурилась, следя за неловкими движениями дочери, которая никак не могла
справиться со своим чемоданом.
Наконец Габриэла тоже выбралась из такси и огляделась,
Решительно ничего не указывало на то, куда они приехали. Это могла быть и
полиция, и тюрьма для малолетних преступниц, и даже замок людоеда Барбакрюкса,
в котором он варил из маленьких непослушных девочек суп с перцем и клецками.
Впрочем, в глубине души Габриэла была уверена, что ни один, даже самый голодный
людоед не станет портить свой суп такой скверной девчонкой, как она.
