Потом ей вдруг пришло в голову, что сестра Анна была
совершенно права в своих подозрениях, и она сказала об этом Джо.
— Сестра Анна оказалась умнее нас с тобой, —
согласился он. — Вот тебе мое честное слово — еще совсем недавно я и
подумать не мог, что со мной… с нами может случиться такое.
Впрочем, в догадливости сестры Анны не было ничего
удивительного. В конце концов, она долго жила в миру и едва не вышла замуж, в
то время как Джо еще ни разу не увлекался ни одной женщиной. Что касалось
Габриэлы, то в вопросах пола она и вовсе была сущим ребенком. Когда Габриэла
вступила в подростковый возраст, монахини сообщили ей кое-что из того, что ей
следовало знать об особенностях женской физиологии, однако эти минимальные
познания носили довольно отвлеченный характер. Во всяком случае, в сознании
своем Габриэла никогда не связывала эти сведения ни с сексом, ни с рождением
детей.
Теперь все переменилось буквально в мгновение ока.
Габриэла осознала себя женщиной, любящей и любимой.
— Ваша настоятельница только что попросила меня приезжать
каждый день, чтобы служить мессы и принимать исповеди, — сказал
Джо. — Отец Питер слегка приболел, а остальные священники в отпуске. Мне
придется работать одному. Мы увидимся завтра утром, и ты скажешь мне свое
решение.
— Мне… может потребоваться время, — неуверенно
произнесла Габриэла и вдруг озорно улыбнулась ему. Ее улыбка была такой
лучистой и милой, что Джо с трудом справился с желанием сорвать с головы
Габриэлы черный платок-апостольник, скрывавший ее чудесные светлые волосы. Он
хотел видеть их, хотел видеть ее всю, а не только то, что оставляла его взору
широкая и длинная монастырская одежда. Ему хотелось прижать ее к себе и
целовать до тех пор, пока хватит воздуха в легких.
Джо понимал, что они не могут вечно сидеть в этой пустой
келье и что Габриэле пора возвращаться. Но теперь он никак не мог решиться
расстаться с ней хотя бы на несколько часов.
— Пожалуй, я начну приезжать на исповедь дважды в
день, — сказал Джо с задорной мальчишеской улыбкой. — Я хочу видеть
тебя как можно чаще…
Габриэла не ответила. Какая-то сила снова бросила ее в его
объятия, и они поцеловались еще раз. Этот поцелуй был таким страстным и таким
долгим, что в конце концов Габриэла задохнулась и с трудом оторвалась от него.
— Я люблю тебя, — шепнула она, пряча от Джо свое
раскрасневшееся лицо.
— Я тоже тебя люблю. — Он слегка оттолкнул
ее. — А сейчас лучше иди. Увидимся завтра утром. — Он
вздохнул. — О, если бы ты знала, как мне не хочется отпускать тебя!
— Завтра мы можем снова встретиться здесь, —
храбро предложила Габриэла и еще больше покраснела. — Сюда никто никогда
не заглядывает. Я могла бы взять у сестры Эммануэль ключ — я знаю, где он
лежит.
— Я подумаю об этом, — ответила Габриэла,
чувствуя, как ее пробирает дрожь. За какие-нибудь полчаса весь ее мир
перевернулся и встал с ног на голову, но она не спешила это исправить. Сознание
того, что она еще может все прекратить, несколько успокаивало ее, хотя в
глубине души Габриэла уже знала, что вряд ли это сделает.
Сейчас ей хотелось только одного — быть рядом с ним, и о последствиях
она почти не думала.
Потом ей вдруг пришло в голову, что сестра Анна была
совершенно права в своих подозрениях, и она сказала об этом Джо.
— Сестра Анна оказалась умнее нас с тобой, —
согласился он. — Вот тебе мое честное слово — еще совсем недавно я и
подумать не мог, что со мной… с нами может случиться такое.
Впрочем, в догадливости сестры Анны не было ничего
удивительного. В конце концов, она долго жила в миру и едва не вышла замуж, в
то время как Джо еще ни разу не увлекался ни одной женщиной. Что касалось
Габриэлы, то в вопросах пола она и вовсе была сущим ребенком. Когда Габриэла
вступила в подростковый возраст, монахини сообщили ей кое-что из того, что ей
следовало знать об особенностях женской физиологии, однако эти минимальные
познания носили довольно отвлеченный характер. Во всяком случае, в сознании
своем Габриэла никогда не связывала эти сведения ни с сексом, ни с рождением
детей.
Теперь все переменилось буквально в мгновение ока.
Габриэла осознала себя женщиной, любящей и любимой.
— Ваша настоятельница только что попросила меня
приезжать каждый день, чтобы служить мессы и принимать исповеди, — сказал
Джо. — Отец Питер слегка приболел, а остальные священники в отпуске. Мне
придется работать одному. Мы увидимся завтра утром, и ты скажешь мне свое
решение.
— Мне… может потребоваться время, — неуверенно
произнесла Габриэла и вдруг озорно улыбнулась ему. Ее улыбка была такой
лучистой и милой, что Джо с трудом справился с желанием сорвать с головы
Габриэлы черный платок-апостольник, скрывавший ее чудесные светлые волосы. Он
хотел видеть их, хотел видеть ее всю, а не только то, что оставляла его взору
широкая и длинная монастырская одежда. Ему хотелось прижать ее к себе и
целовать до тех пор, пока хватит воздуха в легких.
Джо понимал, что они не могут вечно сидеть в этой пустой
келье и что Габриэле пора возвращаться. Но теперь он никак не мог решиться
расстаться с ней хотя бы на несколько часов.
— Пожалуй, я начну приезжать на исповедь дважды в
день, — сказал Джо с задорной мальчишеской улыбкой. — Я хочу видеть
тебя как можно чаще…
Габриэла не ответила. Какая-то сила снова бросила ее в его
объятия, и они поцеловались еще раз. Этот поцелуй был таким страстным и таким
долгим, что в конце концов Габриэла задохнулась и с трудом оторвалась от него.
— Я люблю тебя, — шепнула она, пряча от Джо свое
раскрасневшееся лицо.
— Я тоже тебя люблю. — Он слегка оттолкнул
ее. — А сейчас лучше иди. Увидимся завтра утром. — Он
вздохнул. — О, если бы ты знала, как мне не хочется отпускать тебя!
— Завтра мы можем снова встретиться здесь, —
храбро предложила Габриэла и еще больше покраснела. — Сюда никто никогда
не заглядывает. Я могла бы взять у сестры Эммануэль ключ — я знаю, где он
лежит.
— Будь осторожна, — предупредил Джо. — И
постарайся не наделать глупостей.
Его голос прозвучал очень решительно и твердо, но Габриэла
только рассмеялась.
— Кто бы говорил! — воскликнула она. — Ты сам
совершаешь один безрассудный поступок за другим, а от меня требуешь
благоразумия! Твое предложение встретиться в городе — это же настоящее безумие!
Он знал это. Знал, но отказаться от своего плана не мог.
— Ты не сердишься на меня за все, что я тебе наговорил?
За то, что признался тебе? — Он выпрямился во весь рост, и его лицо
неожиданно стало очень серьезным. Джо хорошо понимал, что, открывшись Габриэле,
он подверг опасности и себя, и ее. Но Габриэла ни о чем не хотела слышать.
— Как я могу сердиться на тебя, Джо? Ведь я тоже люблю
тебя. — Она смущенно улыбнулась и добавила:
