— Правда.
На этом исповедь закончилась. Из исповедальни Габриэла
вышла, низко опустив голову, боясь, как бы кто-нибудь не заметил ее блестящих
от возбуждения глаз и взволнованного румянца на щеках. Особенно страшно было
невзначай столкнуться с матушкой Григорией, которая знала ее слишком хорошо и
легко могла догадаться, что Габриэла что-то скрывает. Да и она сама вряд ли
решилась бы обмануть свою названую мать. К счастью, настоятельница в последнее
время была слишком занята и Габриэла почти ее не видела.
Потом Джо служил утреннюю мессу, а Габриэла смотрела на него
со своего места на скамье возле колоннады.
На середине службы она вдруг поймала себя на том, что
перестала думать о Джо как о священнике, хотя именно сейчас, стоя на возвышении
перед алтарем, он был больше всего похож на недоступного и загадочного
служителя Божия. Но теперь Габриэла знала его с другой стороны. Он был таким
живым, ласковым, нежным… просто человеком. Нет, не просто, а самым, самым,
самым…
Тут Габриэла спохватилась. Боже, ведь она думает о Джо, как о
мужчине, и почувствовала, как по спине ее пробежал холодок страха. Неужели в
своих чувствах к нему она зашла так далеко? Похоже, так оно и было.
Единственное, о чем она в состоянии была думать, это о его
поцелуях и сильных объятиях, которые сулила ей встреча за пределами монастыря.
Из церкви Габриэла вышла вместе с другими монахинями и сразу
же отправилась в сад, где ее ждала кое-какая работа. Здесь, вдалеке от чужих
глаз, она могла спокойно предаваться размышлениям, не опасаясь, что кто-то
обратит внимание на ее состояние.
После завтрака Габриэла набралась храбрости и намекнула
сестре Эммануэль, что если сестра Жозефина нуждается в помощи, то она могла бы
сходить за почтой вместо нее.
— Это очень любезно с твоей стороны, — ответила ей
сестра-наставница. — Но я думаю, сестра Жозефина пока справляется. Быть
может, в следующий четверг ей понадобится помощница, а пока…
Габриэла почти боялась, что сестра Эммануэль скажет «да»,
но, услышав отрицательный ответ, почувствовала горькое разочарование. Никаких
иных предлогов вырваться из монастыря, не возбуждая ничьих подозрений, просто
не существовало, следовательно, их свидание с Джо откладывалось минимум на
неделю.
И действительно, следующие семь дней стали для влюбленных
настоящим испытанием. Всего дважды они встретились в пустующей келье, хотя и
это было рискованно. Им даже не удалось как следует поговорить о планах на
ближайшее будущее, поскольку каждый шорох заставлял их вздрагивать. Габриэла,
кстати, скоро разыскала недостающие ведомости, но не спешила отдавать их сестре
Эммануэль, чтобы иметь предлог снова и снова ходить в келью-архив.
Во время этих коротких свиданий они больше обнимались и
целовались, чем обсуждали свое будущее. Никто из них еще не решил окончательно,
как они будут жить дальше. Джо время от времени пускался в рассуждения о том,
как они будут не таясь гулять вдвоем в парке и разговаривать друг с другом обо
всем на свете. Габриэле было трудно заглядывать так далеко. Она думала только о
будущем четверге, о том, как они встретятся вне монастыря и что будут делать.
Им следовало быть предельно осторожными, чтобы не попасться на глаза никому из
знакомых и прихожан. Да и вообще, нельзя было особенно увлекаться. Слишком
долгое отсутствие Габриэлы могло встревожить сестер. Но, несмотря ни на что,
она предвкушала эту встречу как высшее счастье. «Только бы мне разрешили помочь
сестре Жозефине», — думала Габриэла, понимая, что лишь в случае крайне
удачного стечения обстоятельств ей удастся вырваться из монастыря.
Но ей повезло. В среду в монастыре стало известно, что на
адрес ордена поступило сколько-то рулонов шерстяной материи для монашеских
накидок. Сестра Иммакулата, разыскав Габриэлу в саду, вручила ей накладные,
конверт с деньгами и ключи от старенького доставочного фургона, принадлежавшего
монастырю. По словам сестры Иммакулаты, материю нужно было привезти как можно
скорее. Несколько монахинь, занимавшихся пошивом накидок, уже давно сидели без
работы и горели желанием взяться за дело.
Габриэла была одной из немногих монахинь, умевших водить
машину. Она закончила шоферские курсы еще во время учебы в университете — на
этом настояла матушка Григория, считавшая, что водительские права могут
пригодиться ей как будущей журналистке. Габриэле, правда, не хватало
практического опыта вождения, но сейчас это ее почти не беспокоило. Главное,
она сможет вырваться из монастыря и позвонить Джо!
Взяв ключи от машины, она обошла монахинь, спрашивая, нет ли
у них каких-нибудь поручений. Некоторые из сестер действительно попросили ее
привезти из города кое-какие мелочи, и Габриэла тщательно все записала, зная,
что список поможет ей оправдаться в случае, если она слишком задержится. Так,
просьба сестры Барбарины о редком лекарстве от кашля давала формальный повод
проехаться по аптекам и выиграть на этом лишних минут двадцать. Эти минуты она
могла посвятить свиданию с Джо.
Вскоре Габриэла уже выводила из гаража возле кухни
недовольно урчащий фургон, верой и правдой служивший ордену уже лет двадцать.
Как и все в монастыре, фургон был в рабочем состоянии и даже кое-где блестел
свежей краской, однако механизмы его были настолько изношены, что он ездил
буквально с черепашьей скоростью. Это, впрочем, никого не раздражало. Монахиням
слишком редко приходилось садиться за руль. Они, безусловно, чувствовали бы
себя неуверенно за рулем быстроходной и мощной машины. Больше того, с полгода
назад монастырь приобрел еще один подержанный фургон, но, по всеобщему мнению,
он был чересчур новым и потому еще ни разу не покидал обители. Чтобы дойти до
нужной кондиции, ему необходимо было простоять в гараже еще лет десять.
У монастырских ворот Габриэла остановилась, ожидая, пока две
послушницы откроют перед ней тяжелые створки. Бросив взгляд за окно, она
увидела на садовой скамейке матушку Григорию, которая приветливо помахала ей
рукой. Габриэла улыбнулась в ответ, но на душе у нее кошки скребли. Она
понимала, что совершает тяжкий грех, обманывая мать-настоятельницу, но ничего с
этим поделать не могла. Пока не могла.
Ей было бы еще тяжелее, если бы она знала, о чем сейчас
думает настоятельница. А думала матушка Григория о том, что уже давно она не
видела свою воспитанницу такой радостной и счастливой. Глаза ее буквально
лучились радостью, но — как и большинство монахинь — мать-настоятельница
приписывала это успехам Габриэлы на поприще послушнического служения. Девушка
прилежно молилась, не пропускала ни одной исповеди, охотно помогала сестрам.
Кроме этого; Габриэла много работала в саду и добилась поистине ошеломляющих
результатов, словно у нее и вправду открылся талант в обращении со всем, что
растет на земле. Матушка Григория не знала только, хватает ли у Габриэлы
времени и сил на то, чтобы писать, и мысленно завязала себе узелок на память —
не забыть при случае спросить у нее об этом.
Между тем Габриэла медленно выехала из ворот и вскоре
скрылась за углом. Убедившись, что из монастыря ее уже не видно, она с такой
силой нажала на акселератор, что двигатель фургона протестующе взвыл. Проехав
два квартала, Габриэла остановилась у первого же платного телефона и, с трудом
попадая дрожащими от волнения пальцами в прорези диска, набрала номер прихода
Святого Стефана.
