Потом он долго ласкал ее, опершись на локоть, и в глазах его
стояли слезы счастья. Джо думал о новой жизни, которую им предстояло разделить
друг с другом, о горестях и несчастьях, которые, слава богу, остались теперь
позади, и о той нерасторжимой связи, которой соединила их любовь. Габриэла тоже
знала, что отныне ни он не сможет бросить ее, ни она не сможет уйти. Они сожгли
за собой мосты. И она нисколько об этом не жалела.
Словно подслушав ее мысли, Джо наклонился к Габриэле и нежно
поцеловал в губы, в глаза, в волосы. Потом он вытянулся рядом с ней и крепко
обнял. Джо никак не мог поверить, что эта красота, скрывавшаяся под
бесформенным платьем, принадлежала теперь ему.
— Ты так прекрасна!.. — прошептал Джо негромко. Он
хотел повторения, но боялся сделать Габриэле больно.
Вместо этого он снова принялся ее целовать, но возбудил ее
настолько, что она сама потянулась к нему.
Во второй раз все было по-другому. Их страсть нисколько не
погасла и не потеряла в силе, но если сначала она напоминала стремительное и
яркое горение фейерверка, то теперь это было, ровное и мощное пламя, в горниле
которого медленно раскалялись и плавились их тела и сливались души. Казалось,
прошла целая вечность, в течение которой они обменялись драгоценнейшими дарами,
всю сладость которых Габриэла не могла и вообразить. Это было нечто
незабываемое, волшебное, удивительное и новое. Габриэла невольно подумала, что
Джо — точно сказочный принц — разбудил ее, спящую принцессу, своими поцелуями и
открыл ей настоящий мир, который был прекраснее любого волшебства. В детстве
Габриэла часто мечтала о том, чтобы переселиться в сказку, пусть даже ей
пришлось бы проспать в стеклянном гробу тысячу лет. Но Джо сумел доказать ей,
что счастье, превосходящее все ожидания, бывает и в реальной жизни.
Потом они вместе пошли в душ и, блаженствуя, стояли под
упругими струйками прохладной воды, от которых начинало приятно покалывать
кожу. Джо любовался ее совершенным телом, и ему было искренне жаль, что еще
немного — и оно исчезнет под бесформенной монастырской хламидой.
Только когда они переменили белье на кровати и, пропустив
его через стиральную машину, ждали, пока простыни высохнут, Джо сказал:
— Мы открыли для себя реальный мир, и я пока не знаю, к
добру или к худу… Но зато теперь нам ясно, что делать. Жребий брошен. И, как бы
нам этого ни хотелось, вернуться к прошлому мы уже не сможем.
Он поцеловал ее, и Габриэла доверчиво прижалась к нему всем
телом.
— Но ведь мы не станем жалеть об этом, правда? —
спросила она.
— Конечно, — ответил Джо. — Я, во всяком
случае.
Только…
Он не договорил, но Габриэла поняла его и без слов.
Сегодняшний день окончательно перевернул, изменил их жизни и
подарил им надежду на будущее. Однако они еще не освободились от того, что
держало их в настоящем. Джо должен найти в себе силы расстаться с церковью. Что
касалось Габриэлы, то она просто не представляла, что она скажет матушке
Григории. Откровенно говоря, ей даже не хотелось об этом думать. Ее целиком и
полностью занимала только одна мысль — мысль о Джо и о том, что между ними
происходило. Отныне они принадлежали только друг другу, и ничто не могло
разлучить их.
— Мы не сможем бесконечно встречаться здесь или в
парке, — сказал Джо. — Рано или поздно наша тайна будет раскрыта.
Они оба вполне отдавали себе отчет, что теперь им будет
особенно не хватать воровских поцелуев в исповедальне и кратких свиданий в
пустой келье. Но ни он, ни она еще не были готовы к решительным действиям. И в
первую очередь это касалось Джо. Габриэла чувствовала, что его все еще
одолевают сомнения.
— Как тебе кажется, ты сможешь жить в бедности? —
неожиданно спросил Джо, которого этот вопрос серьезно беспокоил. Он знал, что,
несмотря на свое кошмарное детство, Габриэла росла в очень обеспеченной семье.
В монастыре она, правда, не роскошествовала, но, по крайней мере, у нее было
все необходимое. Если они поженятся, то в первое время им, возможно, придется
чуть ли не голодать. Ему очень не хотелось подвергать Габриэлу такому
серьезному испытанию, но иного выхода у них скорее всего просто не было.
— Я могу работать, — ответила Габриэла спокойно.
Имея на руках диплом университета, она всегда могла
устроиться преподавателем в школу или корреспондентом в какой-нибудь журнал или
газету. В крайнем случае Габриэла могла попытаться заработать своими
рассказами. Она, конечно, никогда особенно не верила в свой талант, хотя все
сестры в один голос уверяли, что ей следует начать печататься. Кроме того,
Габриэла просто не знала, сколько денег это могло ей принести.
«Нам, — тут же поправилась она. — Не мне, а нам,
нашей семье…»
— Я могу преподавать литературу и английский, —
сказала она, но Джо только покачал головой. Он не мог даже этого. Священником
он был не только по призванию, но и по профессии. Вне церкви его знания молитв
и Священного Писания никому не были нужны.
— Ты непременно найдешь работу, — быстро сказала
Габриэла, которая больше всего боялась, что в конце концов Джо лишат сана и он
никогда ей этого не простит.
Он должен был отказаться от священства сам, по собственному
глубокому убеждению. В противном случае их любовь скорее всего была бы
обречена.
— Я хочу быть с тобой больше всего на свете, —
сказал Джо, целуя ее. Чувства, пережитые им за последние два часа, снова
нахлынули на него, заставив на время позабыть о проблемах. Он был искренне рад
тому, что до Габриэлы у него никогда никого не было и что ему удалось сохранить
себя для нее. Это значило для Джо невероятно много. Что касалось опыта,
которого не хватало обоим, то страсть восполнила для них этот пробел.
— Мне, кажется, пора, — произнесла наконец
Габриэла, с сожалением поглядев на часы на стене. Ей трудно было представить,
как она теперь вернется в монастырь, но иного выхода пока не было. Джо еще
предстояло о многом подумать, хотя главное решение они для себя уже приняли.
Они будут вместе — в этом не могло быть никаких сомнений. Вопрос был только в
том — как скоро? Придется снова скрывать свою любовь и прятаться ото всех.
Именно это Габриэле и не нравилось. Она не хотела начинать новую жизнь со лжи.
Если бы все зависело только от нее, она сразу призналась бы во всем матушке
Григории и начала строить новую жизнь вместе с Джо.
Но ради него она готова была потерпеть еще немного.
Когда Габриэла оделась, Джо в последний раз заключил ее в
объятия и поцеловал.
— Мне будет ужасно не хватать тебя, — шепнул он,
когда они выходили из квартиры Люка. — А сегодняшний день я запомню на всю
жизнь.
— Я тоже, — ответила Габриэла голосом, в котором
смешались любовь и ощущение вины перед всеми, кого она предала, когда отдала
Джо душу и тело. В сердце своем она уже считала себя его женой, но от этого ей
было нисколько не легче.
