— Я понимаю, — сказала Глэдис. — Честное
слово — понимаю, Пол. Не беспокойся — я ничего от тебя не требую и не жду. Мы
можем, как прежде, оставаться добрыми друзьями и помогать друг другу в трудную
минуту, пока… пока мы оба не придем в себя.
Ну что ж, Пол высказался вполне определенно. Для Глэдис это
было жестоким и внезапным возвращением из мира грез и фантазий к реальности,
однако боль, которую она при этом испытала, сразу отрезвила ее. Да, от Пола она
таких слов не ожидала, но он, по крайней мере, поступил честно. И Глэдис была
благодарна ему за это.
Потом она посмотрела на часы. Пора было возвращаться домой.
Разговор у них получился в этот раз совсем не веселый. Сдерживая слезы, Глэдис
торопливо попрощалась с Полом и пожелала ему счастливого Рождества.
— И тебе… того же, — печально ответил он. —
Надеюсь, будущий год будет для нас более счастливым. Мне кажется, мы этого
заслуживаем…
И тут — вопреки всему, что они оба только что друг другу
пообещали, — Глэдис захотелось сказать Полу, что она любит его, любит
давно, любит всем сердцем, но она сдержалась. С ее стороны это было бы
безумием. Именно любви им обоим отчаянно недоставало, именно в любви они оба
бесконечно нуждались, но принять этот дар они могли от кого угодно, только не
друг от друга. Так сложились их отношения, и заветные слова, готовые сорваться
с языка Глэдис, так и остались несказанными.
Домой Глэдис вернулась с тяжелым сердцем. Наконец-то она
услышала ответ на вопрос, который задавала себе уже несколько месяцев, однако
никакого облегчения она не испытывала. Правда, теперь Глэдис больше не
обманывала себя, мечтая о том, что может случиться однажды, и не строила
никаких иллюзий насчет того, что значат для Пола их отношения.
А они оказались именно тем, в чем все это время старательно
убеждала себя Глэдис — дружбой, и не более того. Он сам сказал ей об этом.
Теперь Глэдис не могла даже надеяться, что Пол окажется той спасительной
соломинкой, за которую она могла бы ухватиться после того, как корабль ее
брака, не выдержав житейских бурь, дал течь и стремительно шел ко дну. И, положа
руку на сердце, Глэдис не могла осуждать Пола за то, что он не захотел
исполнять эту роль.
Вечером они с Дугом и детьми посетили вечернюю
рождественскую службу. Домой вернулись далеко за полночь. Глэдис поскорее
отправила детей спать, чтобы положить под елку подарки. Только Сэм, отчаянно
зевая, заявил матери, что ему еще нужно приготовить печенье для Санта-Клауса и
морковку для его северного оленя, но Глэдис пообещала, что сделает это сама.
Успокоенный, Сэм отправился в свою комнату.
Наутро дети проснулись едва ли не раньше обычного и первыми
спустились в гостиную, где стояла елка. Когда свертки с подарками были открыты,
дом огласился криками восторга, которые доставили Глэдис огромное удовольствие.
Она выбирала подарки очень тщательно и теперь была вознаграждена. Даже Дуг был
доволен. Глэдис купила ему отличный кожаный кейс с позолоченными замками и
новый блейзер. Дуг подарил ей тонкий золотой браслет с брелоком в виде
полумесяца. Иными словами, со стороны все выглядело мирно и очень посемейному,
но Глэдис по-прежнему ощущала исходящую от Дуга холодную враждебность. Каждую
минуту это могло вылиться в обидное замечание, в нотацию или новую ссору.
Рождественское перемирие оказалось недолгим. Глэдис очень
боялась, что теперь, когда Рождество было позади, Дуг снова захочет уехать в
гостиницу. Когда она осторожно заговорила об этом, Дуг сказал, что до Нового
года хотел бы пожить дома. На работе ему дали несколько отгулов, что вместе с
официальными выходными составляло чуть больше недели. Глэдис решила, что за это
время Дуг успеет оценить то, от чего он отказывался. Но на деле все оказалось
по-другому. Они ссорились чуть ли не каждый день, и Глэдис уже начинала жалеть
о том, что пригласила Дуга вернуться на праздники домой.
Кризис, которого ожидала Глэдис, разразился сразу после
Нового года. Она как раз готовила обед, когда в кухню неожиданно вошел Дуг.
Лицо его было бледно, глаза метали молнии, а в руке он держал какой-то белый
конверт. Остановившись перед столом, на котором Глэдис складывала полотенца,
Дуг помахал конвертом у нее перед носом.
— Что это такое? — с пафосом спросил он. —
Может быть, ты мне объяснишь?
Он бросил конверт на стол, и Глэдис с опаской взяла его.
— Похоже на счет от телефонной компании, — сказала
Глэдис осторожно. — А что?..
Внезапно она вспомнила. Пока Дуг жил в гостинице, она
несколько раз звонила Полу из дома. Должно быть, наговорила на несколько сотен…
Но самое главное — в счете был указан номер абонента… один и тот же номер,
повторявшийся несколько раз.
— Ты совершенно права, Глэдис, — с убийственным
сарказмом в голосе промолвил Дуг, расхаживая по кухне из стороны в
сторону. — Это действительно счет. Но я спрашиваю тебя не об этом. Я
спрашиваю, давно ли ты с ним спишь?
— Что-о? — У Глэдис вытянулось лицо. Дуглас
нетерпеливо повел плечами.
— Не притворяйся. Я давно подозревал, что все эти твои
разговоры о карьере — просто маска. У тебя роман с этим Уордом, правда?
Стараясь выиграть время, Глэдис взяла в руки счет и стала
его рассматривать.
— Я не сплю с ним, Дуглас, — сказала она наконец. —
Мы просто друзья…
Глэдис старалась казаться спокойной, но сердце у нее билось
часто-часто, как у пойманной птицы. Со стороны все выглядело именно так, как
говорил Дуг. Сумеет ли она втолковать мужу правду? Их отношения с Полом были
просто дружбой — не далее как вчера Пол сам подтвердил это еще раз. Так почему
она должна отвечать за то, чего не совершала?
— Понимаешь, — продолжила она, тщательно подбирая
слова, — я была очень… расстроена твоим уходом. Мне было грустно и
одиноко. Я позвонила Полу. Поверь, мне больше не с кем было поговорить. Пол сам
звонил мне один или два раза, он все время вспоминает свою жену. Ему очень
трудно без нее, а он знал, что Седина мне нравилась… Между нами нет и не было
ничего, о чем ты подумал…
Глэдис было очень стыдно. Получалось, будто она
оправдывается. Но ведь она говорила одну только правду!
— Ты лжешь, — уверенно сказал Дуг. — Ты спишь
с ним, наверное, с самого лета!
— Это не так, и ты это отлично знаешь! Если бы я спала
с Полом… или с кем-нибудь другим, я бы не расстраивалась так сильно из-за того,
что ты от меня ушел. Я бы не старалась достучаться до тебя, объяснить!..
— Чушь! Ты ничего мне не объясняла, ты просто требовала
от меня «свободы», которая нужна была тебе для того, чтобы без помех трахаться
со своим дружком-миллионером. Ты виделась с ним в Лондоне?
— Разумеется, нет, — с достоинством ответила
Глэдис, стараясь казаться спокойной, хотя на душе у нее, что называется, кошки
скребли. Она чувствовала себя виноватой. К тому же ей было очень горько от
того, что последняя ниточка, которая еще соединяла ее с Дугом, оказалась тоньше
паутины. Теперь она, без сомнения, лопнула. Их брака больше не существовало.
