Пол смотрел на Глэдис. В ее глазах он видел нежность и
ласку, и сердце его переполняло новое, незнакомое чувство, которое незаметно,
исподволь взросло между ними и неожиданно завладело ими обоими.
Пол ничего больше не сказал Глэдис. Вместо этого он
наклонился к ней и-, обняв за плечи, поцеловал в губы, сладкие не То от
виноградного сока, не то от чего-то еще. А Глэдис внезапно поняла, что получила
ответы на все вопросы, которые даже не решалась задать.
Прошло довольно много времени, прежде чем они снова заговорили
друг с другом. Голос Пола звучал совсем негромко, но был хриплым от страсти.
— Мне кажется, я влюбился в тебя, Глэдис, —
прошептал Пол. Он и сам не ожидал, что такое может случиться с ними. Еще меньше
ожидала этого Глэдис, ибо с самой их первой встречи она постоянно твердила
себе, что такое просто невозможно.
— Я очень долго не позволяла себе этого
почувствовать, — сказала она, — а когда почувствовала — старалась не
проговориться, но теперь…
— Я давно понял, что люблю тебя, — он крепче
прижал ее к себе, — но боялся, что это может оказаться совсем не то, чего
ты хочешь и чего ждешь…
— А я боялась, что ты… что я… — Глэдис никак не могла
решиться высказать ему то, что мучило ее больше всего. Разве сумеет она
когда-нибудь сравняться с Сединой в его глазах? Она не смела на это даже
надеяться, однако и говорить Полу о своих опасениях Глэдис не хотела. Во всяком
случае — не сейчас. Он поцеловал ее еще раз и прижал к себе с такой силой, что
на мгновение ей стало трудно дышать. Потом Пол неожиданно поднялся и, взяв ее
под локоть, подвел к дверям спальни.
— Я сделаю, как ты скажешь, — проговорил он,
останавливаясь на пороге. В глазах его промелькнули сожаление и печаль. Он
готов был навсегда оставить свою прежнюю жизнь и вступить в новую, если Глэдис
хочет того же. Он любил ее сильнее, чем кого бы то ни было, — в эти минуты
это стало ему предельно ясно. — Если ты хочешь сейчас же уехать, я… не
буду возражать, — проговорил он с очевидным трудом. — Я… я все
понимаю, Глэдис.
Но она только посмотрела на него и покачала головой. Глэдис
никуда не хотела уезжать. Она давно уже поняла, что хочет быть с ним, но не
желала себе в этом признаться. Больше того, она изо всех сил сопротивлялась
возникшему внутри ее чувству и, казалось, даже одержала победу. Глэдис уже
почти смирилась с тем, что они будут просто друзьями, но стоило ему поцеловать
ее, как здание лжи и самообмана, возведенное ею с таким тщанием, в одночасье
рухнуло.
— Я люблю тебя, Пол… — сказала она негромко.
Тогда он ввел ее в спальню, погасил свет и, уложив Глэдис на
кровать, лег рядом, прижимая ее к себе, прикасаясь к ней, наслаждаясь ее
теплом, ее нежностью и красотой. Потом Пол осторожно снял с нее костюм и все,
что он нашел под ним, черные чулки, разделся сам, и вот уже оба они приникли
один к другому с жадностью, какой они в себе не подозревали.
— Ты так прекрасна, Глэдис! — прошептал Пол,
приподнимаясь на локте и глядя на нее сверху вниз, и она протянула к нему руки
и улыбнулась той самой улыбкой, которую он так хорошо помнил и которой ему так
не хватало все эти многие месяцы.
Не выпуская друг друга из объятий, они поднялись в самые
небеса, и танцевали там, и в конце концов обрели то, что так долго искали на
жестокой и скучной земле, искали в объятиях других людей, которых тоже когда-то
любили и которые любили их. Но все, что осталось в прошлом, казалось им теперь
просто наваждением, от которого они сумели наконец избавиться. Никогда раньше
ни он, ни она не испытывали ничего подобного, и океан нежности и любви, который
плавно покачивал их, словно два лепестка на воде, был еще одним — и самым
наглядным — доказательством того, что они оба с самого начала были созданы
только друг для друга. В эти мгновения — а может быть часы, годы, столетия —
Глэдис и Пол как будто рождались заново. Вместе с ними оживали их прежние упования,
надежды и мечты, которые были давно позабыты или просто брошены как
несбыточные.
Они стонали, но не от горя, а от наслаждения, ибо обоим было
ясно: на самом деле ничто не кончилось — все только начинается.
Они долго лежали неподвижно и молчали. Потом Пол поцеловал
Глэдис, а еще некоторое время спустя она неожиданно уснула. Он долго смотрел на
нее спящую, потом закрыл глаза и погрузился в спокойный, крепкий сон, словно
моряк, который долго скитался в пустынных морях и землях и наконец вернулся
домой.
Когда они проснулись, солнце уже встало. Пол снова занимался
с Глэдис любовью, и она призналась ему, что даже не знала, как удивительно,
волшебно и прекрасно это может быть.
— Я тоже, — ответил он, с обожанием глядя на нее и
испытывая благоговейный трепет перед ее нежностью и красотой. Глэдис была всем,
чего ему так не хватало все это время, и он жалел, что не понял — не позволил
себе понять этого раньше.
— Я больше не отпущу тебя, — сказал он и улыбнулся
счастливо, как ребенок. — Ты будешь со мной везде — на яхте, в офисе, в
других местах… Я не смогу жить, не видя тебя!
— Вот как? — Глэдис озорно улыбнулась в
ответ. — А как же мои дети? Вообще-то, мне уже давно пора возвращаться в
Уэстпорт.
Услышав эти слова. Пол застонал.
— Ты сможешь вернуться сегодня вечером? — спросил
он. Ему очень хотелось снова заниматься с ней любовью, но он понимал, что и
Глэдис, и ему самому нужен небольшой перерыв, чтобы освоиться с тем, что так
внезапно на них свалилось.
Глэдис задумалась. Она знала, что ей будет трудно уехать от
детей в третий раз.
— А может, лучше ты приедешь к нам? — спросила она
с надеждой.
— Но… как же твои дети?
— Мы что-нибудь придумаем… В крайнем случае, положим
тебя с Сэмом.
— Это было бы интересно… — протянул Пол, и Глэдис
хихикнула.
— Ничего, как-нибудь, — повторила она. Ей не
хотелось покидать Пола, но оставаться дольше она не могла и поэтому, неохотно
отстранившись от него, стала одеваться.
Лежа на кровати, Пол наблюдал за Глэдис. Она казалась ему
прекрасной. Даже не верилось, что всего несколько минут назад он держал в
объятиях это великолепное, почти не тронутое возрастом тело. Но дело было не
только в физической близости. Полу очень хотелось верить, что ее душа и сердце
тоже принадлежат ему.
Но отношения с Глэдис были совсем не похожи на те, что
сложились у него с Селиной. Самым соблазнительным, дразнящим, притягивающим
было в Селине то, что она никогда не раскрывалась перед ним полностью — в ее
душе всегда оставался недоступный для него уголок. Должно быть, подобным
образом Седина охраняла свою независимость, давая Полу понять, что он никогда
не сможет владеть ею полностью.
В этом и заключалась основная разница между ней и Глэдис,
которая отдавала себя Полу целиком. Она была ласковой, отзывчивой, ранимой, и
Полу казалось, что ему не хватит и тысячи лет, чтобы вычерпать до дна океан
нежности, который изливали на него ее глаза, ее голос и руки. И восторг
сладострастия, который они разделили, еще крепче привязал их друг к другу
именно в духовном плане.
