— Но ты выглядишь ужасно, — сказала Глэдис, у
которой все же немного отлегло от сердца. — Ты похож на покойника.
Но Пол чувствовал себя не покойником, а скорее убийцей. За
время их телефонного общения он успел хорошо ее узнать и прекрасно представлял
себе, чем дышит Глэдис, что она думает и что чувствует, о чем мечтает и во что
верит. Честность, верность, милосердие, нежность и все самые лучшие
человеческие чувства — все это в ней было, и она опиралась на них в трудные
минуты.
И еще Глэдис верила в счастливый конец, а Пол уже знал, что
у их истории конец будет скорее грустным. И иным он просто не мог быть. За те
два дня, что Пол провел без Глэдис, он окончательно понял, что все еще любит
Седину и будет любить всегда.
Сев на диван рядом с Глэдис, Пол посмотрел на нее печальным
и долгим взглядом, чувствуя, как сердце его разрывается от горя. Она была так
прекрасна, но он должен, должен был сказать ей все!
Уловив в его взгляде какую-то странность, Глэдис побледнела.
Пол все никак не мог решиться заговорить и только молча рассматривал ее золотые
волосы, большие голубые глаза и правильные, тонкой лепки черты.
— Ты, наверное, уже знаешь, что я хочу тебе
сказать, — промолвил он наконец.
— Я… я не хочу этого слышать, — ответила Глэдис
дрожащим голосом. — Что… что случилось, Пол?
— Я проснулся, Глэдис. Проснулся и пришел в себя.
— Нет, нет, не может быть! — воскликнула она,
тщетно стараясь сдержать подступившие к глазам слезы. — Ты сошел с ума!
Глэдис действительно поняла, что он ей сейчас скажет, и
всеми силами старалась отдалить этот страшный момент. Ее сердце билось так
сильно, что казалось — оно готово выпрыгнуть из груди. Глэдис ужасно боялась
потерять Пола, которого ждала и любила всю жизнь!
— Я был сумасшедшим, когда сказал, что люблю
тебя, — глухо произнес Пол, опустив голову. — Я был просто… увлечен,
и мне хотелось бы, чтобы это чувство действительно было тем, чем я считал, но…
Ты самая удивительная женщина, какую я когда-либо знал, Глэдис, но я люблю
Седину. До сих пор люблю…
— Ты просто испугался, только и всего! Ты
боишься! — с отчаянием воскликнула Глэдис. — Это пройдет!
— Да, я боюсь, — признался он, по-прежнему глядя в
сторону. Связать свою жизнь с Глэдис означало новую ответственность, а он не
смог бы этого выдержать. Уже не выдержал… Шон был прав, когда сказал, что Пол
окончательно выжил из ума.
— Ты живешь в Уэстпорте, Глэдис, — добавил
он. — И у тебя четверо детей.
— А это-то тут при чем? — удивилась Глэдис. —
В конце концов, я могу сдать их в приют — может быть, их кто-нибудь усыновит…
Она пыталась шутить, но губы ее жалко дрожали, а глаза
застилали слезы. Глэдис понимала, что Пол говорит серьезно. Ей оставалось только
сражаться за себя и за него, как она сражалась бы за свою жизнь.
— Я люблю тебя, Пол! — сказала она с отчаянием в
голосе, но он только покачал головой.
— Ты меня даже не знаешь как следует. Я для тебя — лишь
голос в телефонной трубке. Иллюзия, мечта, ничто…
— Нет, знаю тебя очень хорошо! — воскликнула
Глэдис. — И ты тоже знаешь меня. Это несправедливо, Пол, несправедливо!..
Она разрыдалась, и Пол неловко обнял ее одной рукой и прижал
к груди. Ему было очень не по себе; он чувствовал себя ее палачом, но нужно
было довести дело до конца. Хотя бы ради того, чтобы уцелеть и не сойти с ума.
— Сейчас тебе кажется, что все хорошо, но что будет
дальше? Очень легко привязаться друг к другу, но что потом? Да я и не могу…
Селина мне не позволяет.
— Но она… ее нет, Пол! — сказала Глэдис как можно
мягче. — И потом, она бы наверняка не захотела, чтобы ты был несчастен!
— Я знаю. Но Седина не захотела бы, чтобы я был с
другой…
— Она была умной женщиной, Пол, и она тоже любила тебя!
Но Пол упрямо качал головой. Глэдис почувствовала, как у нее
опускаются руки. Все было напрасно. Только неделю, одну неделю они были вместе,
а теперь Пол сказал, что все кончено. Еще два дня назад он говорил, что любит
ее, и хотел, чтобы она переехала в Нью-Йорк. Ему даже понравились ее дети, но
теперь все это вдруг потеряло для него всякое значение.
— Неужели ты не хочешь дать нашей любви еще один
шанс? — тихо спросила она.
— Я не могу. И не хочу. Поверь, Глэдис, я делаю это не
только ради себя, но и ради тебя тоже. Я вернусь на яхту. Я буду жить там. Мой
сын был прав — я слишком стар для всего этого. Тебе нужен мужчина помоложе. И
потом, у тебя четверо детей… — Он замотал головой, словно стараясь избавиться
от сильной боли. — Я не могу, Глэдис! Когда Шон был в их возрасте, он
буквально сводил меня с ума! Я забыл об этом, но теперь вспомнил. К тому же это
было двадцать лет назад; мне тогда было всего тридцать семь, а теперь мне сто.
Во всяком случае, я чувствую себя именно так.
Он посмотрел на Глэдис. Она плакала. Полу пришлось напомнить
себе, что он поступает так ради нее и Седины. Главным образом — ради Селины. Он
чувствовал, что обязан сделать это хотя бы потому, что позволил ей умереть
одной, в страшном взрыве, который опалил и разорвал ее на части еще в воздухе.
А он не смог последовать за ней, и теперь ему предстояло вечно винить себя в
этом, хотя бы он и прожил еще сто раз по сто лет.
— Нет, Глэдис. Это мое последнее слово, — сказал
Пол твердо. — А сейчас ты должна уйти.
Он встал.
— Иди, — повторил он, но Глэдис никуда не пошла.
Она просто стояла перед ним и плакала растерянно и горько. Происходило что-то
страшное. Она знала, что Пол любит ее, тогда почему он гонит ее прочь?
— А как же Антигуа? — спросила она сквозь
слезы. — Мы… мы поедем туда?
Это, разумеется, уже не имело никакого значения, но Глэдис
надеялась, что Пол вспомнит, о чем они вместе мечтали, и придет в себя. Однако
он оборвал и эту, последнюю ниточку, которая их связывала. Он хотел получить
назад все — свое сердце, свою жизнь, их будущее…
— Нет, — холодно сказал он. — Мы туда не
поедем. Найди себе нормального парня и поезжай с ним куда-нибудь в другое
место. Я для этого не гожусь. Все, что было во мне хорошего, — все умерло
вместе с Сединой.
— Нет, нет, не говори так! — вскричала
Глэдис. — Ты остался таким же, как был. А я… я люблю и твои хорошие, и
дурные стороны!
Это был последний крик отчаявшейся души, но Пол не захотел
услышать его. От Глэдис ему больше ничего не было нужно. Все было кончено.
Глэдис подняла на него полные слез глаза.
— Что я скажу детям? Как объясню?
— Расскажи им, какой я подонок. Думаю, они тебе
поверят.
— Нет, не поверят. И я тоже не верю, потому что это не
правда. Ты просто боишься, боишься быть счастливым!
