Но когда вернулся с работы Дуг, Лондон снова стал
реальностью. Едва только Глэдис увидела лицо мужа, она сразу поняла, что грозы
не миновать. Едва поздоровавшись с ней, он уклонился от поцелуя и прошел в
ванную комнату. Там он долго мыл руки и переодевался. Наконец Дуг спустился в
кухню и, сев за стол, принялся в мрачном молчании поглощать картофельное пюре с
фасолью и тушеным мясом. На Глэдис он даже не смотрел.
— Ну, как съездила? — спросил он наконец, когда
Глэдис подала кофе со сливками и черничным рулетом, купленным ею по дороге из
аэропорта.
— Превосходно, — непринужденно ответила она и,
налив кофе себе, стала рассказывать о свадьбе и о том, как она снимала королей,
герцогов, премьер-министров и президента США с супругой.
— Ты передала ему от меня привет? — спросил Сэм,
лукаво улыбаясь.
— Конечно, дорогой! — Глэдис улыбнулась в
ответ. — Я передала ему от тебя привет, и президент сказал: «Передайте и
вы привет моему другу Сэму».
При этих ее словах дети громко расхохотались. Только Дуг
продолжал сидеть мрачнее тучи и молчать.
Его прорвало, когда они наконец поднялись в спальню.
— Ты, похоже, ужасно собой гордишься, —
неприязненно сказал Дуг, убедившись, что Глэдис не обнаруживает ни малейших
признаков раскаяния. Дугу было невдомек, что это спокойствие и уверенность в
себе — подарок Пола Уорда. Глэдис теперь чувствовала себя другим человеком. Она
действительно гордилась тем, что она совершила, однако у Дуга было такое
мрачное лицо, что в конце концов Глэдис все же стало немного не по себе.
— Я прекрасно поработала, — сказала она негромко,
но в ее голосе не было ни намека на извинение. В эти минуты Глэдис больше всего
жалела о том, что не может разделить свой триумф с мужем. — Дети в
отличном настроении, — добавила она.
Дети — это было теперь единственное, что их связывало. По
крайней мере так казалось Глэдис. Дуг не обнял и не поцеловал ее при встрече.
Он был занят собственной недовольной персоной.
— Возможно, — согласился он. — Но только не
благодаря тебе. Кстати, тебе не приходило в голову, что в конце концов ты
можешь проделать с ними такую же штуку, какую проделал с тобой твой собственный
отец? Я, например, думал об этом всю неделю, пока ты шаталась бог знает где. А
ты? Ты хоть раз вздрогнула при мысли, что твои дети могут остаться сиротами?
— Неделя в Лондоне и полгода в Дананге — это совсем не
одно и то же, — отрезала Глэдис. — Перестань делать из мухи слона,
Дуг.
— Как известно, дети могут быть сиротами и при живой
матери, — возразил он. — Кроме того, я не исключаю, что рано или
поздно дело может обернуться самой настоящей трагедией. Куда ты отправишься
теперь? В Пакистан? В Индонезию? На Балканы?
— Никуда. Пока никуда, — спокойно ответила
Глэдис. — Можешь не волноваться — дети не пострадают. Я знаю, что делаю.
— В самом деле? — спросил Дуг, не скрывая
язвительной иронии. — Может, в таком случае ты поделишься со мной своими
планами?
— Я уже говорила тебе все это тысячу раз! Я собираюсь
время от времени выполнять небольшие задания, не требующие длительного
отсутствия и… не сопряженные с особенной опасностью. — Глэдис слегка
запнулась, вспомнив вторую часть своей лондонской эпопеи. Пожалуй, хорошо, что
Дуг о ней ничего не знает. Но, что ни говори, она обманывала Дуга.
— Так-так… — Дуглас покачал головой. — Значит, ты
не хочешь заниматься как следует ни домом, ни работой. Стало быть, все дело в
твоем непомерном тщеславии, которое ты стремишься утолить любыми способами!..
Ах, ах, как же моя фамилия не появится в журналах!
Он сказал это так, словно она была стриптизершей в ближайшем
ночном клубе и мечтала попасть на страницы желтой прессы. Глэдис покраснела от
возмущения.
— Послушай, Дуг, ты не понимаешь… При чем тут
тщеславие? Мне нравится фотожурналистика, но это не мешает мне любить тебя и
детей. Эти две вещи вовсе не исключают друг друга, скорее — наоборот…
— В твоем случае — исключают! — перебил Дуглас. Он
сказал это почти с угрозой, и Глэдис неожиданно рассердилась. Перелет из
Лондона утомил ее, время приближалось к двум часам ночи, и ей ужасно хотелось
спать. И все же она решила выяснить отношения до конца.
— Что это значит? — спросила она ледяным
тоном. — Что ты хочешь сказать?
— Ты прекрасно знаешь — что. Я предупреждал тебя перед
отъездом, но если ты забыла — могу повторить: в День благодарения все
нормальные семьи собираются вместе за столом, но ты предпочла бросить нас и
уехать, потому что тебе так захотелось!
— Я вовсе не «бросила» вас, как ты выражаешься.
Во-первых, я заранее приготовила вам праздничный ужин, а во-вторых… Во-вторых,
ничего страшного не произошло, ведь так? Кроме того, я не понимаю, почему у
меня не может быть своих дел? Помнишь, летом ты не мог приезжать в Харвич по
выходным, потому что ты работал? Вот и я работала, кстати, впервые за
семнадцать лет. И не моя вина, что мне пришлось пропустить один День
благодарения. Дети, по-моему, прекрасно это пережили, и я не понимаю, почему ты
делаешь из этого трагедию!
— Потому что я не могу спокойно смотреть, как ты
разрушаешь нашу семью, — упрямо твердил Дуг. — Ты права — мне
действительно приходится много работать, поэтому, когда я дома, ты должна быть
со мной, со своей семьей, а не бог весть где!
— Если ты думаешь, что твои интересы мне безразличны,
это не так. Я не понимаю только, с чего ты решил, будто только твои интересы и
твои желания имеют значение? Почему весь мир должен вращаться исключительно
вокруг тебя? Почему все мы должны делать только то, что ты хочешь и что ты
скажешь? — Тут Глэдис подумала, что именно в этом и заключается суть
происшедших с ними перемен. Она осознала себя личностью, обладающей собственной
волей, собственными желаниями и интересами, а Дуглас никак не хотел этого
признавать. — Неужели ты не замечаешь очевидного? — спросила
она. — Меня не было целую неделю, но никто из детей не умер, не заболел и
не превратился в малолетнего преступника! И даже если вам пришлось немного
поскучать, то почему бы и нет? Ведь эта поездка пошла мне на пользу — неужели
ты не видишь этого, Дуг?!
Она все еще пыталась докричаться до него, но все было
напрасно.
— Я вижу только, что ты собираешься продолжать в том же
духе. И меня это не устраивает, — сказал он хмуро. — Или ты будешь
вести себя как все нормальные жены и матери, или…
В его голосе снова прозвучала угроза. Дуглас хотел держать
ее, как прежде, на коротком поводке, но Глэдис не собиралась позволять ему и
дальше командовать собой. Не слепое подчинение, а любовь — вот что было ей
нужно, но Дуг никак не хотел ей этого дать. Или просто не мог.
— Очень жаль, что ты придаешь этому такое большое
значение, — сказала она, пожимая плечами. — На твоем месте я бы
оставила все как есть и посмотрела, что из этого выйдет.
