— Ты знаешь, — сказала она примирительным
тоном, — мне бы очень хотелось работать. Хотя бы изредка, хотя бы
чуть-чуть!.. И это вовсе ничему не помешало бы. За все эти годы я никогда не
задумывалась об этом по-настоящему. Понимаешь, мне начинает казаться, что мне
чего-то не хватает.
— С чего ты взяла?
— Не знаю, — честно призналась Глэдис. — Быть
может, из-за Мэйбл… Она упрекнула меня в том, что я похоронила свой талант. А
сегодня позвонил Рауль и предложил сделать репортаж о корейских детях. Я просто
не могу описать, насколько интересной показалась мне эта работа…
Была и еще одна причина, о которой Глэдис умолчала. Их
вчерашний разговор с Дугом тоже подлил масла в огонь, который незаметно,
исподволь, разгорался в ее душе. Она никак не могла забыть того пренебрежения,
с которым Дуг отмахнулся от ее карьеры, как от чего-то совершенно нестоящего. А
как он отозвался о ее отце? Ведь он был талантливейшим фотографом, но Дуг
говорил о нем покровительственно, как о безответственном мальчишке, который
разъезжает по всему миру с единственной целью — потешить свое тщеславие.
Как бы там ни было, это внезапное желание самоутвердиться,
доказать самой себе, что она еще что-то может, что она личность, а не
бесплатное приложение к детям и мужу, было в ней чрезвычайно сильным. Глэдис
ужасно боялась, что Мэйбл может оказаться права и что теперь она — просто
домашняя хозяйка, повар и шофер.
— Твоя Мэйбл вечно мутит воду, — пробормотал Дуг,
углубившись в меню. — Как насчет цыплячьих грудок, дорогая?
И Глэдис с горечью подумала, что Дуг, как и вчера,
совершенно не слушает ее. Он как будто был заранее уверен, что ничего разумного
или логичного она сказать не сможет. От этой мысли на глаза у нее навернулись
слезы.
— Я думаю, — сказала она, глядя на него поверх
своей карточки меню, — что Мэйбл до сих пор жалеет о том, что ей пришлось
оставить работу. Возможно, ей действительно не следовало этого делать, —
добавила она, думая о том, что Мэйбл наверняка не стала бы обедать с Дэном
Льюисоном, если бы у нее было какое-нибудь настоящее, серьезное дело. Впрочем,
этими своими соображениями она делиться с Дугом не стала. — Я еще в лучшем
положении, — промолвила Глэдис после недолгого размышления. — Если я
захочу вернуться в фотографию, я могу сделать это в любой момент. За эти
четырнадцать лет я ничего не потеряла. Стараниями Рауля мое имя все еще что-то
значит в фотомире. У меня есть возможность выбирать. Мне необязательно работать
полный день и необязательно ехать в Корею, если я этого не хочу. А бедняжке
Мэйбл придется все начинать с нуля, ведь до того, как выйти замуж, она была
юрисконсультом…
— О чем ты говоришь?! — Дуг, сделав заказ за себя
и за нее, в упор посмотрел на Глэдис. Брови его были нахмурены, а лицо
исказилось, словно он съел что-то очень кислое. — Ты что, серьезно решила
вернуться в фотожурналистику? Но ведь это совершенно невозможно, ты не можешь
этого не понимать!
— Почему? Я вполне могу сделать для Рауля серию снимков
или даже целый репортаж на местном материале, — возразила Глэдис,
машинально отметив, что Дуг даже не дал ей времени ответить на свой же вопрос.
Как и вчера, он все решил за нее.
— Ты можешь делать все, что тебе угодно, —
отчеканил Дуг. — Я не понимаю другого — зачем тебе это нужно? Что за
детские фантазии — носиться по городу с фотоаппаратом и снимать, снимать,
снимать!.. Ведь ты уже выросла, Глэдис, и подобное поведение тебе просто не к
лицу. Что за блажь взбрела тебе в голову?..
Он говорил с таким пренебрежением! Это начинало не на шутку
злить Глэдис, хотя она и пыталась справиться со своим раздражением.
— Если тебе так хочется использовать свой
«талант», — заметил Дуг, также начиная раздражаться, — снимай наших
детей. У тебя неплохо получалось! Почему же это вдруг перестало тебя
удовлетворять? Я почему-то уверен, что это Мэйбл тебя взбаламутила. Либо она,
либо Рауль, который думает только о том, как бы заработать лишнюю десятку. Так
вот, пусть твой агент использует для этого кого угодно, но только не тебя. В
Нью-Йорке полно фотографов, которых он может послать хоть в Корею, хоть на
Северный полюс, хоть на Луну!..
— Думаю, за этим дело не станет, — негромко
ответила Глэдис, когда официант принес салат под холодным майонезом и паштет из
цесарки. — Я вовсе не утверждаю, что я незаменимая, единственная в своем
роде, супергениальная и так далее. Я просто хочу сказать, что наши дети уже
подросли и ничто не мешает мне время от времени выполнять небольшие задания.
— Во-первых, — жестко заявил Дуг, — я
достаточно зарабатываю. Или тебе мало? А во-вторых, Сэму еще только девять — не
забывай об этом! Он все еще нуждается в тебе.
— Я вовсе не собиралась бросать детей, Дуг. Я только хотела,
чтобы ты понял: для меня эта работа значит очень много!
Но Дуглас не желал ничего слышать.
— Почему для тебя это так важно? — снова спросил
он. — Почему — вот чего я никак не пойму! Что такого особенного может быть
в том, чтобы щелкать фотоаппаратом, а потом печатать картинки?
Он уже говорил это вчера, только немного другими словами, и
Глэдис почувствовала себя жалким насекомым, которое раз за разом пытается
выбраться из стеклянной банки, но снова срывается обратно.
— Пойми, Дуг, для меня это больше, чем «картинки»!
Через фотографию я самовыражаюсь, и у меня это неплохо получается. Настолько
неплохо, что мои снимки нравятся не только мне самой, но и другим. По-моему,
все просто…
— Почему ты не можешь самовыражаться, снимая наших
детей? Почему тебе обязательно нужно ехать куда-то черт знает куда? Почему тебе
обязательно нужно выполнять чье-то задание?
Глэдис ненадолго задумалась.
— Быть может, мне просто хочется сделать что-нибудь
значительное. Я должна знать, что моя жизнь не пуста, что в ней есть смысл.
— Ради всего святого, не надо о высоком, ладно? —
Дуг поморщился и, отложив вилку, бросил на нее раздраженный взгляд. — Что
это на тебя сегодня нашло? Нет, это наверняка Мэйбл! Я чувствую, что она с
тобой как следует «поработала».
— Мэйбл тут ни при чем, — попыталась возразить
Глэдис, защищая не столько подругу, сколько себя. — Дело во мне, Дуг! Я
поняла, что в жизни должно быть что-то, кроме стирки, уборки, готовки. Неужели
ты хотел бы посвятить всю жизнь тому, чтобы вытирать с ковра разлитый детьми
яблочный сок?
Дуг снова поморщился.
— Речь сейчас не обо мне. А вот ты говоришь
точь-в-точь, как Мэйбл. Я как будто даже слышу ее голос.
— А ты не допускаешь, что Мэйбл может быть права? Я
согласна, она иногда говорит и делает глупости, но не оттого ли, что чувствует
себя никому не нужной, бесполезной и сама жизнь представляется ей
бессмысленной? Будь у нее какая-нибудь цель, она бы не совершала… опрометчивых
поступков.
— Если ты собираешься сказать мне, что Мэйбл изменяет
Джеффу, то не трудись — я знаю об этом уже давно. И если он ничего не замечает,
то в этом никто, кроме него самого, не виноват. Мэйбл не пропускает ни одного
мужчины; она готова вешаться на шею каждому, кто носит брюки. Ты что,
собираешься поступать так же, если я не позволю тебе фотографировать?
