Глэдис ни разу не обернулась, ни разу не посмотрела в
зеркало заднего вида. У нее было такое ощущение, что ее провожал не муж, а
какой-то посторонний, малознакомый человек. Дуглас уже сказал ей, что вряд ли
сможет навестить их в ближайшие выходные, а буквально накануне отъезда он
намекнул, что из-за срочной работы у него вообще не будет выходных вплоть до
четвертого июля, Дня независимости. Но ее это только обрадовало; Дуглас же,
втайне опасавшийся, что Глэдис будет жаловаться и возмущаться, решил, что она
просто «отличный парень». Он так и не заметил, что со дня визита в «Ма Пти Ами»
Глэдис ходит как в воду опущенная.
Ехали без приключений. Все дети были в отличном настроении и
без умолку болтали, не в силах дождаться, когда же они доберутся до побережья и
увидят своих друзей. Только Джессика заметила, что Глэдис сегодня как-то
особенно рассеянна.
— Что-нибудь случилось, мама? — спросила она
тихонько.
Глэдис была до глубины души тронута вниманием дочери.
— Нет, все в порядке. Просто я, наверное, немного
устала, — ответила Глэдис. Рассказывать Джессике о ссоре с Дутом ей не
хотелось — вряд ли дочь сумела бы понять ее, несмотря на свои четырнадцать лет.
Кроме того, вообще ни к чему, чтобы Джессика знала о разногласиях между ее
матерью и отцом.
— А почему папа не сможет приехать к нам в
выходные? — снова спросила Джессика. Она была гораздо наблюдательнее, чем
предполагала Глэдис, и уже давно заметила, что между ее родителями что-то
неладно. Впрочем, она не очень волновалась по этому поводу, решив, что Глэдис и
Дуг просто поссорились в минуту дурного настроения. С кем не бывает? Хотя, надо
признать, что в их семье такое было редкостью.
— Ему приходится много работать, — объяснила
Глэдис. — Боюсь, что и в следующие выходные он тоже не сумеет выбраться.
Зато в августе у него отпуск, целых три недели. Разумеется, он проведет их с
нами.
Этого оказалось вполне достаточно. Выслушав ее, Джессика
натянула на голову наушники своего «Уокмена», и до самого Харвича Глэдис не
услышала от нее ни одного слова. Сейчас это было очень кстати, хотя обычно она
непременно попыталась бы как-то отвлечь дочь от ее дурацкой музыки.
Накануне отъезда Глэдис еще раз встретилась с Мэйбл. В
ближайшие выходные ее подруга должна была лететь в Париж с мужем и детьми,
однако никакой особенной радости по этому поводу не испытывала. Ее отношения с
Дэном Льюисоном были, что называется, «на мази», и Мэйбл очень не хотелось
расставаться с ним. У нее было вполне достаточно здравого смысла, чтобы
понимать: этот роман не выдержит испытания ни временем, ни расстоянием. «Стоит
мне уехать, — объясняла она Глэдис, — и на мое место найдется с
десяток девчонок помоложе и попокладистее. К тому же Дэну тоже надо как-то
устраивать свою жизнь. Словом, кобель — он и есть кобель…» — резюмировала она.
Подобная откровенность несколько смутила Глэдис, но она все
же попросила Мэйбл позвонить ей, когда та вернется из Европы. «Быть
может, — сказала Глэдис, — у тебя останется свободная неделька, и ты
с мальчиками сможешь приехать к нам на побережье». Мэйбл обещала подумать, хотя
и сказала, что из этого вряд ли что-нибудь выйдет.
День клонился к вечеру, когда они наконец добрались, и
Глэдис, выйдя из машины, смогла наконец как следует размять затекшие ноги. С их
участка открывался превосходный вид на океан, и, вглядываясь в его голубые
просторы, Глэдис испытала чувство облегчения. «Да, — подумала она, —
я правильно поступила, когда не стала пороть горячку. Полтора месяца в таком чудном
месте — это как раз то, что мне нужно. Здесь я, по крайней мере, сумею
успокоиться и разложить все по полочкам».
В самом деле, до последнего гвоздя знакомый одноэтажный
щитовой коттедж буквально дышал спокойствием и действовал на нее умиротворяюще,
к тому же рядом было море, созерцать которое рекомендуется даже
буйно-помешанным (при мысли об том Глэдис невольно улыбнулась). По соседству —
в таких же коттеджах — жили ее старые друзья из Чикаго, Бостона и Нью-Йорка.
Все было прекрасно. Исчезали все скучные заботы. Оставалось общение с детьми,
полноценное, свободное, не ограниченное массой срочных дел. И оставалось время,
то самое время, которого так не хватало, чтобы подумать о жизни. Особенно
теперь, в той непростой ситуации, которая сложилась в их семье.
Вдруг Глэдис поймала себя на том, что думать ни о чем таком
ей как раз и не хочется. Больше того, ей не хотелось даже звонить Дугу, чтобы
сообщить: доехали нормально. Она никак не могла заставить себя сделать это.
Кончилось тем, что Дуглас позвонил первым.
— Ну как, все в порядке? — спросил он, и Глэдис
уверила его, что все просто отлично. Коттедж к их приезду вымыли и просушили,
крыша не протекала, ставни и окна были целы, а дорожка перед крыльцом засыпана
свежим песком. Выслушав ее, Дуг поинтересовался:
— Почему ты не позвонила мне сразу, как только вы
приехали? Я уже начал беспокоиться, не случилось ли что по дороге.
«Боже мой! — с раздражением подумала Глэдис. —
Какая ему разница, когда я позвоню — сразу по приезде или через час? Что ему
задело? Он боится потерять „надежного партнера“, которому он может доверить
своих детей? Но ведь если со мной что-нибудь случится, всегда можно нанять
няню!»
— Извини, Дуг, — ответила она. — Мы все были
очень заняты: надо было открыть дом, распаковать и разложить вещи.
— У тебя усталый голос, — заметил он. Глэдис
действительно устала — в последние несколько недель она чувствовала себя так,
словно по ночам ей приходилось грузить мешки в порту. Отчего же Дуг заметил это
только сейчас?
— Ты же знаешь, дорога до Харвича не из легких, —
ответила она. «Дети, собака и шофер живы-здоровы и чувствуют себя
нормально», — хотелось ей добавить, но она сдержалась. Вряд ли Дуг
способен был правильно ее понять.
— Жаль, что я не смог поехать, — промолвил
Дуг. — Как бы мне хотелось отдыхать с вами на пляже, вместо того чтобы
возиться здесь с клиентами!
Голос его звучал вполне искренне. Возможно, Дуг
действительно хотел бы оказаться сейчас с семьей, но не ради нее, а ради отдыха
у моря.
— Ничего, — ответила Глэдис. — Когда ты
будешь посвободнее, ты сможешь проводить с нами каждые выходные. А там,
глядишь, и отпуск…
В голосе ее прозвучала положенная доля участия, но на самом
деле больше всего Глэдис хотелось, чтобы этот разговор как можно скорее
прекратился. Ей совершенно нечего было сказать Дугу. Она чувствовала себя
выжатой досуха, пустой, как фляга пьяницы к утру, еще немного, и она просто
засомневалась бы в собственном существовании, настолько покинули ее жизненные
силы.
— Мы тебе еще позвоним, — произнесла она как можно
естественнее, и через минуту оба положили трубки. Дуг не сказал ей, что любит
ее. Странно, что она начала замечать это только сейчас, когда было уже поздно.
Может быть, в том, что любовь исчезла, есть доля и ее вины? Что же теперь
делать?
Глэдис вернулась к детям и помогла им застелить кровати,
поскольку сервис-служба не удосужилась этого сделать. Когда все было готово,
они быстро поужинали, после чего дети отправились спать, а Глэдис решила
заглянуть в чулан, который она переоборудовала под фотолабораторию.
