— Но я не могу поверить, что ты готов пожертвовать
нашей семьей только потому, что тебе не хочется мне уступить. Я поступала, как
ты хотел, на протяжении всех семнадцати лет!
— И прекрасно. Так должно продолжаться и впредь. Ты
совершенно не думаешь о детях!
— Я думаю о детях! Но я имею право иметь свои
собственные желания. В конце концов, мне надоело постоянно жертвовать своими
интересами. С меня довольно, Дуг!
Ничего подобного она никогда ему не говорила. Но больше
терпеть это было невозможно. Его менторский тон просто выводил ее из себя. Хуже
того, слушая его, она окончательно убедилась, что Дуг ее не любит. Да и как он
мог любить ее после того, как она нарушила условия их договора, после того, как
пренебрегла интересами его и детей ради своей глупой прихоти? Нет, ему
совершенно не за что было любить ее — капризную сумасбродку и безответственную
эгоистку.
Но, понимая все это, Глэдис не удержалась, чтобы не сделать
еще одну, последнюю попытку.
— Послушай, Дуг, — сказала она, стараясь не
замечать его покрасневшего лица и сердито сдвинутых бровей, — ведь
фотография — это не просто работа! Это — искусство. Через фотографию я выражаю
свои мысли и чувства, и только так я могу заявить миру: «Я есть. Я существую».
Мне это просто необходимо, чтобы чувствовать себя полноценным человеком. Пойми,
Дуг, это действительно важно, и не только для меня…
Но она уже видела, что для него это совершенно неважно. Дуг
просто не понимал того, что она пыталась ему объяснить. Не понимал и не хотел
понять.
— Об этом, — холодно сказал он, — тебе
следовало подумать семнадцать лет назад, когда ты выходила за меня замуж.
Подумать и сделать выбор раз и навсегда. Я тебя ни к чему не принуждал — ты
сама решила, что я для тебя важнее твоей Пулитцеровской премии. Тогда ты
считала, что поступила правильно, и если теперь ты думаешь по-другому… Словом,
придется это как-то решать.
— Нам нужно решить только одно: имею я право на свою
личную жизнь или нет, — с горячностью возразила Глэдис.
— Ты ведешь себя, словно коза, сорвавшаяся с
привязи, — перебил ее Дуг. — Все, что ты мне тут наговорила, —
это полная чушь. И если ты будешь упорствовать, ты навредишь не только себе или
мне, но в первую очередь — детям. Это же элементарно, Глэдис, неужели ты не
понимаешь?
— Мне очень жаль, но это ты не понимаешь!.. —
ответила она и, негромко всхлипнув, быстро вышла из гостиной. Дуг не сделал ни
малейшей попытки ее остановить. Теперь обратного пути нет. Кончено. Он ее
совсем не любит.
Она удалилась в спальню и сидела там, вытирая слезы насквозь
промокшим платком. Вошел Дуг. Не глядя на нее, он принялся бросать свои вещи в
сумку.
— Что ты делаешь? — спросила Глэдис, судорожно
всхлипнув.
— Возвращаюсь в Уэстпорт, — сухо ответил
он. — И в следующие выходные я скорее всего не приеду. У меня нет никакого
желания проводить по шесть часов за баранкой, чтобы в свои законные выходные
выслушивать всякие глупости по поводу твоей так называемой «карьеры». Нам нужно
отдохнуть друг от друга, Глэдис.
Она вздохнула.
— Откуда ты так хорошо знаешь, что будет хорошо для
нас, для меня, для детей? — спросила она. — Почему из нас двоих
именно ты всегда устанавливаешь все правила?
— Потому что так должно быть и всегда будет. А если
тебе не нравится, ты можешь уйти и поискать себе другого мужа.
— Как у тебя все просто получается… — покачала головой
Глэдис.
— А это и есть просто. Проще некуда. — Он повесил
сумку себе на плечо и посмотрел на Глэдис. Она с горечью подумала о том, как
быстро рассыпался по кирпичику их семнадцатилетний брак, казавшийся ей таким
прочным. Но, как видно, Дуг давно решил, что в их семье все должно быть так,
как он сказал. Так — или никак. С ее точки зрения, это было несправедливо, но
Дуглас даже не собирался обсуждать это с ней.
— Попрощайся с детьми от моего имени, — глухо
произнес он. — Скажи им, что я приеду через две недели. Надеюсь, за это
время ты успеешь одуматься.
Но Глэдис в этом сомневалась. Дело было не в ее упрямстве
или нежелании идти на компромисс. За последние несколько недель она поняла
наконец, чего хочет, и уже не могла от этого отказаться.
— Почему ты не хочешь меня выслушать? — в
последний раз спросила она, хотя и знала, что все без толку. — Все
движется, и нам всем необходимо меняться, приспосабливаться к новым идеям, к
новым обстоятельствам.
— Нам не нужны никакие новые идеи, — отрезал
Дуг. — И еще меньше они нужны нашим детям. Им нужно только одно:
нормальная мать, которая думает не о себе, а о них. И то же самое нужно от тебя
мне.
— Почему бы тебе не нанять гувернантку? — бросила
Глэдис. — Ее, по крайней мере, ты можешь уволить, как только она
перестанет тебя устраивать.
— Возможно, так и придется поступить, если ты вздумаешь
пойти по стопам своего отца. Глэдис вспыхнула:
— Я не настолько глупа, чтобы работать в районах
вооруженных конфликтов. Мне только хотелось сделать несколько действительно
приличных репортажей…
— Хватит об этом, — холодно прервал ее Дуг. —
К концу лета, когда мы вернемся в Уэст-порт, ты должна выбросить из головы все
эти бредовые идеи насчет фотожурналистики, Пулитцеровской премии и прочего.
Когда ты выходила за меня замуж, ты говорила, что готова ухаживать за нашими
детьми, и это я имею право от тебя потребовать.
Из глаз Глэдис снова брызнули слезы. Какой же он
бесчувственный! Она и не подозревала, что Дуг может вести себя так! Его
безразличие к ее переживаниям было просто поразительным. Пока она играла по его
правилам, все было в порядке, но стоило ей высказать какое-то желание, которое
пришлось ему не по нраву, и Дуг уперся, как осел! И это было не просто
упрямство — это была самая настоящая жестокость, порожденная эгоизмом и
ограниченностью.
Дуг тем временем шагнул к двери спальни и, обернувшись в
последний раз, сказал почти с угрозой:
— Я не шучу, Глэдис! Приди в себя, иначе ты пожалеешь!
И она уже жалела. Она не сказала Дугу ни слова, но долго
стояла у окна, глядя, как он садится в машину, едет по улице. Все еще не
верилось, что это происходит именно с ними, но от жестокой действительности
никуда не укрыться.
Она все еще плакала, когда вернулся Сэм.
— А где папа? — спросил он.
— Уехал, — коротко ответила Глэдис, украдкой
вытирая глаза.
— Но он забыл попрощаться со мной! — возмутился
Сэм.
— Тебя не было, а у папы срочная встреча с
клиентом, — солгала Глэдис. Сэм неожиданно успокоился.
— Ну ладно, — сказал он. — Тогда я пойду к
Джону.
— Возвращайся к ужину, — с улыбкой сказала Глэдис.
Ее глаза были все еще влажны, но Сэм этого не заметил.
