— Опять об этом! — с досадой воскликнул
Дуглас. — А тебе не приходило в голову, что ты сама вынудила меня
прибегнуть к столь решительным мерам?
— Что ж, если ты действительно так считаешь, мне очень
жаль, — ответила Глэдис, сверкая глазами. Она смертельно устала от всего
этого, к тому же тот сам факт, что Дуг рассматривал сексуальную близость как
средство воздействия, казался Глэдис омерзительным.
— Не забудь внести в наш договор еще один пункт, —
добавила Глэдис, не в силах, да и не желая больше сдерживаться. —
Что-нибудь насчет того, что в дополнение к своим обязанностям по дому
поименованная Глэдис Тейлор должна заниматься с тобой сексом, когда тебе
захочется. Вне зависимости от того, есть у нее для этого настроение или нет!
— О'кей, Глэдис, я понял, — холодно сказал Дуг и…
погасил свет, оставив ее исходить гневом в полной темноте. Через пять минут он
уже храпел, словно ее слова не затронули в его душе ни единой струнки. Глэдис
несколько часов пролежала без сна, ненавидя мужа и одновременно стыдясь этого
чувства. Единственное, о чем она не жалела, это о том, что высказала Дугу все.
Быть может, она сделала ему больно, но он, по крайней мере, этого заслуживал. В
отличие от нее…
В конце концов Глэдис закрыла глаза и попыталась думать о
Поле, но, когда она заснула, ей приснилась Седина. Она кружила над ее головой в
допотопном аэроплане и что-то кричала, но, как Глэдис ни старалась, она не
расслышала ни слова.
Глава 12
Всю неделю газеты писали почти исключительно о катастрофе.
Глэдис внимательно прочитывала каждую статью в надежде узнать что-нибудь новое.
Но нового почти не было. В террористическом акте подозревались несколько
арабских экстремистских группировок, но ни одна из них не взяла на себя
ответственности за происшедшее. Но ведь для родственников погибших пассажиров
это не имело никакого значения.
О Поле в газетах не упоминалось. Когда у человека такое
горе, ему не до интервью.
Наконец в четверг в одной из газет появилось коротенькое
объявление, которое привлекло ее внимание. В нем подтверждалось, что заочная
поминальная служба по Селине Смит состоится в пятницу в нью-йоркской церкви
Святого Игнатия.
Глэдис долго сидела, сжимая в руках газету. Она никак не
могла ни на что решиться. Только после ужина, когда они с Дугом поднялись в спальню,
она решилась заговорить с ним о том, что ее волновало.
— Я хотела бы съездить завтра на похороны Селины
Смит, — сказала она, доставая из стенного шкафа вешалку с черным костюмом,
который Дуг подарил ей на прошлое Рождество.
— Что это тебе взбрело в голову? — удивился
Дуглас. — Ведь ты ее едва знала!
Это действительно было так, но для Глэдис Селина служила
связующим звеном между ней и Полом. Но ничего объяснять она не стала.
— Мне просто подумалось, что раз я ее снимала, я тоже
обязана отдать ей последний долг. — «К тому же Пол был очень добр к
Сэму», — мысленно добавила она. С тех пор как она отправила фотографию,
Глэдис не пыталась связаться с Полом, но это ей было и не нужно. Она и так
чувствовала его боль как свою.
— Это ничего не значит, — раздраженно ответил
Дуг. — Если каждый фотограф будет ходить на похороны ко всем, кого он
снимал хотя бы раз в жизни… И потом, на похороны знаменитостей всегда сбегаются
толпы зевак. Ты что, хочешь им уподобиться?
— Ты прав, я снимала Седину только один раз в жизни, но
она мне понравилась.
— Ну и что с того? Мне, например, нравятся многие люди,
о которых я читаю в газетах, но я никогда бы не пошел к ним на похороны.
В общем, я думаю, тебе лучше отказаться от этой затеи.
Глэдис покачала головой.
— Посмотрим… — сказала она неопределенно. Продолжать
разговор — да еще в таком тоне — ей не хотелось.
На следующий день погода была просто отвратительной. Дождь
начался еще ночью, и утро было унылым и серым. Дул холодный резкий ветер. Кроны
деревьев мотались за окном как сумасшедшие.
Уходя на работу. Дуг не сказал Глэдис ни слова. К
одиннадцати часам она закончила все дела и обнаружила, что вторая половина дня
у нее практически свободна. Что ж, она поедет на похороны Селины, что бы ни
говорил Дуг.
На сборы потребовалось всего несколько минут. Надев черный
костюм и черные чулки, Глэдис собрала волосы в тугой пучок на затылке, чуть
подкрасила губы и подвела глаза. Брошенный в зеркало быстрый взгляд убедил
Глэдис, что выглядит она вполне прилично. В этом костюме она была очень похожа
на Грейс Келли, о чем ей часто говорили, но сейчас Глэдис было некогда думать о
таких пустяках. Все ее мысли были о Поле — о том, как ему, должно быть, тяжело
сейчас.
Она чуть не опоздала. До начала службы оставалось всего пять
минут, и церковь была полным-полно. Как потом узнала Глэдис, здесь собрался
весь литературный бомонд, но ни одно лицо не показалось ей знакомым.
Заупокойная месса началась сонатой Баха. Потом говорил
литературный агент Седины, за ним издатель, голливудский продюсер. Наконец на возвышение
перед алтарем поднялся Пол Уорд. Он говорил о Седине такими словами, что даже
мужчины, не стесняясь, тянулись за носовыми платками. Пол почти не коснулся ее
таланта и ее успехов на поприще литературы — он говорил не о
Селине-писательнице, а о Селине-женщине, и, когда он сказал ей свое последнее
«прости», в церкви не было ни одного человека, чьи глаза остались бы сухими.
Полу каким-то чудом удалось договорить до конца, и только когда он сел, Глэдис
увидела, как плечи его затряслись от рыданий.
Когда служба закончилась. Пол первым вышел из церкви. Вместе
с ним сел в лимузин какой-то серьезный молодой мужчина, до чрезвычайности на
него похожий. Глэдис догадалась, что это его сын Шон. Ей очень хотелось сказать
Полу хотя бы несколько слов утешения, но она не решилась, а через минуту
лимузин уже отъехал, и Глэдис отправилась искать такси.
С вокзала она позвонила Дугу в офис и сказала, что была на
похоронах Селины Смит. Время близилось к шести, и она думала, что Дуг,
возможно, предложит ей немного подождать, чтобы ехать домой вместе, но он
заявил, что задержится и что они могут ужинать без него.
— Я перекушу по дороге, — холодно сказал он.
Глэдис подумала, что Дуг наверняка сердится на нее за то, что она поступила
по-своему. И сколько же это может продолжаться?
— Ну что, много знаменитостей видела? — едко
спросил он, и Глэдис вздохнула.
— Я ездила не за этим.
— А я подумал, что тебе захотелось поглазеть на
знаменитых писателей и режиссеров, — сказал Дуглас, и Глэдис с трудом
сдержалась, чтобы не ответить резкостью.
— Я поехала на похороны, чтобы отдать дань уважения
женщине, которой восхищалась, — сказала она. — А теперь — до
свидания, иначе я опоздаю на поезд. Увидимся дома.
И, не слушая, что он еще скажет, Глэдис положила трубку.
