Книга Дочь регента, страница 42. Автор книги Александр Дюма

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Дочь регента»

Cтраница 42

— Понимаю, — сказал регент, — и большинством голосов было решено, что регента нужно убить?

— Именно так, монсеньер: четверо были за убийство и один против.

— И кто же был против? — спросил герцог.

— Пусть я потеряю доверие вашего сиятельства, монсеньер, но это был я.

— Но в таком случае, сударь, как же вы согласились осуществить намерение, которого вы не одобряете?

— Мы решили, что того, кто должен нанести удар, выберет жребий.

— И жребий?..

— Пал на меня, монсеньер.

— Почему же вы не отказались от подобной миссии?

— Голосование было тайным, никто не знал, за что я голосовал, и меня бы приняли за труса.

— И вы приехали в Париж?

— С целью, которую выбрали за меня.

— И рассчитывали на меня?

— Как на врага регента, чтобы помочь мне в деле, которое не только затрагивает кровные интересы Испании, но и может спасти из Бастилии наших друзей.

— Уж такой ли они большой опасности подвергаются, как вы думаете?

— Смерть витает над ними, у регента есть доказательства, и о господине де Ришелье он сказал, что, будь у того четыре головы, у него найдется, чем их отрубить.

— Он сказал это в минуту гнева.

— Как, вы защищаете герцога, монсеньер? Вы дрожите, когда кто-то готов пожертвовать собой во имя спасения не только своих сообщников, но и двух королевств? Вы колеблетесь принять такую жертву?

— Ну а если ваш план провалится?

— Во всем есть своя хорошая и дурная сторона, монсеньер, и если я не буду иметь счастья стать спасителем своей страны, мне останется умереть мучеником за ее дело.

— Но обратите внимание на то, что, облегчая вам доступ к регенту, я становлюсь вашим соучастником.

— Вас это пугает, монсеньер?

— Несомненно, потому что, если вас арестуют…

— Если меня арестуют, то?..

— То у вас пытками могут вырвать имена тех…

Гастон прервал принца жестом и улыбкой крайнего презрения.

— Вы чужестранец, монсеньер, — сказал он ему, — и вы испанец, следовательно не можете знать, что такое французский дворянин, поэтому я вам прощаю оскорбление.

— Итак, можно рассчитывать на ваше молчание?

— Понкалек, дю Куэдик, Талуэ и Монлуи на какое-то мгновение усомнились в этом, но потом принесли мне свои извинения.

— Это все хорошо, сударь, — сказал ему регент, — и я обещаю вам серьезно подумать над тем, что вы мне сказали, но все же на вашем месте…

— На моем месте?..

— Я бы от этого дела отказался.

— Признаюсь вам, монсеньер, что хотел бы не вступать в заговор, потому что с тех пор как я в него вступил, в моей жизни произошли большие изменения. Но я это сделал и должен довести дело до конца.

— Даже если я откажусь вам помогать? — спросил регент.

— Бретонский комитет предвидел этот случай, — ответил, улыбаясь, Гастон.

— И решил?..

— Что придется обойтись без вашей помощи.

— Итак, ваше решение…

— Бесповоротно, монсеньер.

— Я сказал то, что должен был сказать, — проговорил регент, — но, поскольку вы настаиваете, продолжайте ваше дело.

— Монсеньер, — произнес Гастон, — вы, кажется, хотите устраниться?

— У вас есть еще что-то мне сказать?

— Сегодня нет, но завтра или послезавтра…

— Вы же можете использовать посредничество капитана. Предупредите меня через него, и я вас приму, когда вам будет угодно.

— Монсеньер, — возразил Гастон с выражением решимости, так шедшей его благородному лицу, — давайте говорить откровенно: не нужно нам таких посредников, как он. Ваше сиятельство и я, сколь бы ни различны мы были по положению и заслугам, по крайней мере, равны перед угрожающим нам обоим эшафотом. Тут я даже имею преимущество, потому что, очевидно, подвергаюсь большей опасности, чем вы, и тем не менее, монсеньер, сейчас вы такой же заговорщик, как и шевалье де Шанле, с той лишь разницей, что вы имеете право, будучи главарем, перед тем как вам отрубят голову, видеть, как упадет моя. Так пусть мне будет позволено вести переговоры с вашим сиятельством как равному с равным, и видеть вас, когда мне это будет нужно.

Регент на минуту задумался.

— Хорошо, — сказал он, — но этот дом не мое жилище. Вы же понимаете, что с тех пор как война стала неизбежной, я мало принимаю у себя: мое положение во Франции шатко и непрочно. Селламаре до сих пор содержится пленником в Блуа, я всего лишь консул и гожусь только на то, чтобы защищать своих соотечественников, а также на то, чтоб быть заложником, поэтому для меня любая предосторожность не лишняя.

Ложь давалась регенту не без усилий, и он подыскивал окончание каждой фразы.

— Напишите до востребования на имя господина Андре. Вы укажете час, когда захотите меня видеть, и я буду здесь.

— По почте?

— Да, вы понимаете, это займет три часа, не больше. При каждой разборке корреспонденции мой человек будет ждать вашего письма, и если оно придет, отнесет его мне, а через три часа вы явитесь сюда.

— Вашему сиятельству угодно так говорить, — заметил, смеясь, Гастон, — но я не знаю даже, где я, не знаю ни улицы, ни номера дома, приехал я в темноте, как же вы хотите, чтоб я его нашел?! Давайте сделаем так, монсеньер: вы попросили у меня на размышление несколько часов, отложим на завтрашнее утро, и завтра в одиннадцать часов пришлите за мной. Мы должны заранее хорошо обдумать наш план, чтобы он не провалился, как планы разных горе-заговорщиков, кинжалы которых убивают не тех, кого нужно, карета перегораживает им улицу, а порох отсыревает из-за дождя.

— Прекрасно задумано, — согласился регент, — итак, завтра, господин де Шанле, здесь, около одиннадцати. За вами заедут, и, начиная с этого момента, у нас не будет секретов друг от друга.

— Ваше сиятельство, благоволите принять мое почтение! — сказал, кланяясь, Гастон.

— Прощайте, сударь, — проговорил регент, отвечая ему на поклон.

Регент отпустил Гастона, в прихожей его встретил тот же человек, что привел сюда. Шевалье заметил, что на обратном пути они шли садом, который по приезде он не видел, и вышли не через ту дверь, через которую вошли.

Но и у этой двери стоял тот же экипаж. Гастон сел в карету, и она тут же покатилась в направлении улицы Бурдоне.

XIX
ДОМИК

У шевалье больше не оставалось иллюзий. Еще день-два, и придется взяться за дело, и за какое дело!

Испанский посол произвел на Гастона глубокое впечатление, в нем было нечто величественное, удивившее шевалье; во всяком случае, он был уверен, что это настоящий дворянин.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация