— Вариантов, конечно, значительно больше, но остальные меня не устроят. Так что не надо меня перебивать и просто дослушай до конца.
Так как старший богатырь на этот раз выразительно промолчал, она продолжила:
— Итак, вариант первый — ты говоришь Соловейке, что она хорошая, удивительная, замечательная, ла-ла-ла, бла-бла-бла. Однако твое сердце осталось в далеком двадцать первом веке, и она для тебя всегда будет только боевой подругой, другом или коллегой по работе. Потом выберешь, что тебе больше по вкусу придется. Одним словом, резко и решительно даешь ей понять, что между вами ничего быть не может.
— Не подходит, — буркнул Солнцевский, — а второй вариант?
— Перестаешь сопротивляться чувствам и начинаешь строить с ней далеко идущие отношения.
— А нельзя ли… — начал было Илюха, но внутренний оппонент решительно его остановил.
— Если хочешь, чтобы я успокоилась, то нельзя, — отрезала совесть.
— И если…
— Если поступишь по-другому, буду тебя мучить всю оставшуюся жизнь. Ты меня знаешь, я своих решений не меняю.
Илюха вытер рукавом вспотевший лоб и решительно открыл новую бутыль с пивом. Он действительно прекрасно знал свою совесть. Она не часто отстаивала свои позиции, но раз уж это делала, то стояла на своем до конца.
— Я тебя после неудачного брака не особо по личной жизни напрягала, — продолжила неподкупная собеседница, — но на этот раз поблажки тебе не дам, уж больно девушка хорошая попалась. И что она только в тебе, таком обалдуе, нашла?
— Чой-то я обалдуй? — обиделся Солнцевский.
— Обалдуй и есть, — не отступала совесть. — Кого ты обмануть хочешь? Да ты мечтал о такой вот спутнице жизни. Умная, красивая, шустрая, одинаково хорошо себя чувствует как на поле боя, так и на кухне. О потрясающих формах вообще промолчу, помнишь, она забыла в душе дверь закрыть, а ты задумался и вошел без стука?
— Мэ-э-э…
— Конечно, помнишь, такое тело не забывается. К тому же кусок мыла она тогда очень точно бросила, глаз неделю не раскрывался.
— Э-э… м-м…
— Ко всему прочему, она неровно дышит в твою сторону.
— Да ладно, чего ты разошлась-то? Ровно она ко мне дышит! — перешел наконец Илюха от невнятного мычания к нормальным словам.
На подобную фразу совесть даже отвечать не стала. Так, выразительно покрутила пальцем у виска и еле слышно констатировала полную умственную отсталость Солнцевского.
— Я подумаю, — после долгих сомнений выдавил из себя Илюха.
— Куда ты денешься, конечно, подумаешь, — хмыкнула совесть, — но учти, этот процесс будет у меня на жестком контроле.
Совесть хотела было еще что-то сказать, но тут раздался оглушительный свист виновницы этой странной беседы. Соловейка в свойственной ей манере известила обитателей «Чумных палат» о начале нового дня.
Соловейка была несколько обескуражена, когда буквально через минуту после утреннего свиста к столу вышли ее коллеги, причем уже одетые и без каких-либо признаков прерванного сна. Они сдержанно поздоровались и заняли свои привычные места. Выглядели Изя и Илюха хмурыми и напряженными.
— Ну вы вчера и выступили… — привычно начала читать нотации Любава, посчитав, что причиной подобного настроения стало банальное похмелье. — Плохо, да?
— В порядке, — пожал плечами Изя и бросил осторожный взгляд на Солнцевского. Тот в свою очередь кивком головы согласился с коллегой.
— Да… — протянула обескураженная Соловейка.
Не понимая, что, собственно, происходит, она автоматически накидала себе в тарелку с десяток вареников и бухнула сверху ложку сметаны. Ее примеру молча последовали старший и средний богатыри. Далее начался самый странный завтрак, который только могла себе представить бывшая купеческая дочка. Ее коллеги молча глотали еду, при этом ведя активную перестрелку глазами. Тактика у стрелков была разная: Илюха не жалел патронов, лупил длинными очередями, явно готовясь перейти в наступление. Изя, наоборот, отстреливался одиночными, выверенными выстрелами, в отчаянной надежде таким образом не допустить атаки.
Поначалу Соловейка посчитала себя совершенно лишней на этом поле боя, однако вскоре стало ясно, что она поспешила со своими выводами. Время от времени Солнцевский делал-таки два-три «выстрела» в ее сторону, но они в корне отличались от тех, которыми он поливал рогатого коллегу. Это скорее походило на сигнальные ракеты, чем на боевые патроны. Такая разница, конечно, не могла не радовать Соловейку, но, в общем и целом, не делала сложившуюся ситуацию более понятной. Завтрак подходил к неизбежному концу, к такому же концу подошла артиллерийская подготовка. О мирном развитии ситуации не могло быть и речи, Илюха был настроен очень решительно, а Изя, похоже, израсходовал весь боезапас и готовился к худшему. Любава убрала со стола пустую посуду, смахнула с него крошки и присела на кончик широкой скамьи, стараясь занимать как можно меньше места. Пока она не разобралась в происходящем, не было никакого резона встревать между враждующими сторонами.
Для открытия боевых действий не хватало только одной малости — сигнала к атаке. Впрочем, ждать его пришлось недолго. Илюха отправил в сторону противника последний залп, нахмурился, откашлялся и решительно хлопнул ладонью по столу.
— Итак… — начал было старший богатырь, но был бесцеремонно прерван вскочившим со своего коврика Мотей.
Гореныш, доселе мирно дремавший после сытного завтрака, издал боевой клич и сломя головы бросился прочь из комнаты. В дверях он немного поскользнулся и не вписался в дверной проем. «Чумные палаты» ощутимо вздрогнули, но выдержали подобный акт вандализма. Мотя тут же подкорректировал траекторию и со второй попытки вырвался на оперативный простор. Такое небрежное отношение к недвижимому имуществу тут же получило оценку домового откуда-то из-за печки. На этот раз Феофан превзошел самого себя и выдал заковыристую фразу, в которой только два слова могли пройти цензуру в цивилизованном обществе. Это были слова «ОН» и «ЕГО».
Любава хотела было сделать Феофану небольшое внушение, но тут «Чумные палаты» вновь содрогнулись от встречи с трехголовым монстриком. На этот раз Мотя проследовал в обратном направлении. Гореныш ворвался в горницу, слегка врезался в печку, стряхнул с себя осыпавшуюся побелку и спрятался за широкой спиной хозяина. Конечно, спрятался он довольно условно, так как отъевшийся на Любавиных харчах Змей в последнее время весьма прибавил в своих габаритах.
— Не понял, — искренне удивился Солнцевский, — кто это мог так напугать маленького?
Тут Мотя выдал недовольное стрекотание. Мол, никому на белом свете не удастся вызвать страх в его отважном сердце! А происходящее в данный момент всего лишь небольшое недоразумение и последствие того безобразия, что творится на вверенной ему территории. Мотя сурово выпустил в сторону двери струйку дыма и нетерпеливо толкнул Солнцевского к дверям. Типа пойди, разберись, а уж если понадобится помощь, тогда кричи погромче, и примчусь и всех покусаю.
