— А сапожок-то поймал, — раздался вдруг голос доселе молчавшего Изи, — причем не один.
— Чего? — не понял Солнцевский.
— Говорю, сапожок поймал! — охотно, но не очень понятно пояснил черт. — Ну чего не понятно-то? Святки, полночь, суженый, ряженый… Я не помню, что там еще говорят, когда девки обувкой кидаются, а потом ждут, кто ее подберет?
Илюха посмотрел на Изю, потом на Любаву, потом на сапоги в своих руках, потом опять на Любаву. Соловейка также старательно рассматривала коллег и свою собственную обувь в руках одного из них.
— Говоришь, раздвоение личности? — голосом, не предвещающим ничего хорошего наконец переспросила она.
— Так ты дома была целый день и никуда не выходила? — присоединился к ней Солнцевский, нетерпеливо потирая кулаки.
— ИЗЯ!!! — завопили они хором и резко развернулись к черту: — Твоя работа?!
— Дошло наконец, — сквозь зубы бросил черт, поднимаясь со скамьи. — Не велите казнить, велите слово молвить!
— Чего?
— Перед тем как убивать, дайте пару слов сказать, — перевел с красивого на понятный Изя.
Не дожидаясь какого-либо одобрения со стороны коллег, черт выложил на стол гусли и еще дымящуюся трубку.
— Потому как не оправдал, — пояснил свои действия черт и решительным шагом направился прочь из дома.
Такой наглости Илюха не ожидал даже от черта. Он собрался было броситься вдогонку, но тут в сенях раздался какой-то грохот. В следующее мгновение показался Изя собственной персоной, с огромным чурбаком на спине. То, что впоследствии должно было стать дровами, было водружено в центре горницы.
— Э-э-э… — протянул Солнцевский, указывая на деревяшку.
— Сейчас все объясню, — отмахнулся от друга черт и вновь отправился прочь из дома.
На этот раз его не было подольше. В конце концов, он вернулся с массивной секирой в руках и заботливо положил ее подле чурбака. Имея непреодолимую тягу к холодному оружию. Солнцевский собрал небольшую коллекцию разнообразного колющего и режущего железа, которую хранил в зале для тренировок. Судя по всему, именно оттуда Изя и позаимствовал этот могучий топорик.
Не обращая ровным счетом никакого внимания на ошарашенных друзей, средний богатырь извлек из небольшого шкафчика зеленый штоф и наполнил первый же попавшийся под руку стакан.
— Не чокаясь! — выдал странный тост Изя и лихо опрокинул в себя самогон.
После этого черт потрепал по очереди каждую из голов Моти, обвел грустным ностальгическим взором комнату, опустился на колени перед чурбаком и положил на него голову.
— Ты чего? — осторожно поинтересовался Илюха.
— Играю на опережение, — отозвался черт, не поднимая головы с плахи. — Когда ты или Любава захотите прибить меня, то не надо будет тратить время на поиски подручных средств.
— Но мы вроде не собирались… — начала было Соловейка, но тот решительно прервал ее:
— Это пока. Поверьте, во время нашей беседы у вас неоднократно появится желание сделать это. Итак, начнем?
Продолжая держать голову на чурбаке, черт начал совершенно искренний рассказ о том, что доселе оставалось за кадром для его коллег по «Дружине специального назначения». Как и рассчитывал Изя, во время повествования желание взяться за топорище появлялось у друзей неоднократно. В такие моменты рогатый замолкал, делал самое что ни на есть смиренное лицо и спокойно ждал решения своей участи. Как вы понимаете, это решение неизменно было в его пользу. Одно дело дать в глаз, съездить по уху или даже расцарапать лицо, и совсем другое — взять в руки топор и… сократить штат дружины на одну голову.
Нельзя сказать, что рассказ черта прошел совсем без инцидентов. В какой-то момент Илюха не выдержал и попытался стащить друга с плахи, чтобы разобраться с ним по-свойски, но тот вырвался и снова подставил шею под удар, изо всех сил вцепившись в импровизированную плаху. Бить друга в таком положении Солнцевский не мог и только с досадой пнул подвернувшийся под горячую ногу осколок блюда из-под кулебяки.
Еще одна отчаянная попытка разобраться с чертом была предпринята Соловейкой, когда тот начал рассказ о посещении кабака в «Иноземной слободе» и о том облике, что он выбрал для маскировки. Но и тут Изе удалось избежать расплаты, пальцы оказались на редкость цепкими, и как ни старалась Любава, отодрать его от чурбака она так и не смогла.
Наконец повествование подошло к концу. Черт выдержал классическую мхатовскую паузу и самым невинным голоском обратился к коллегам:
— Полностью поддерживаю ваше возмущение по поводу моей вредоносной сущности и готов понести заслуженное наказание. Только, пожалуйста, побыстрей, а то шея так затекла, что я ее уже не чувствую.
— Да вставай уже, чего там, — буркнул Илюха, устало опускаясь на лавку, — будем считать, что ты условно-досрочно помилован, до первого прокола.
— Будем считать, — охотно согласился черт, резво поднимаясь с колен.
Но если ты еще раз вслепую вляпаешь нас в историю…
— Что ты, никогда! — прервал его Изя, уже заняв место за столом.
— И если еще хоть раз используешь мой облик без разрешения… — начала Любава, но условно-досрочно помилованный тут же перебил и ее:
— То можете с чистой совестью отрубить мне голову. Ребята, может, хватит уже? Все живы, все здоровы, начинаем жизнь с чистого листа. Завтра следствие возобновляется с новыми силами и в новых реалиях. Вместе мы горы свернем! Кстати, Любавушка, поесть у нас ничего не найдется, а то я со всеми этими служебными делами пообедать забыл.
Соловейка очень хотела сказать все, что она думает о черте, но передумала. Во-первых, она не раз все это ему говорила, а во-вторых, надоело впустую сотрясать воздух. Вместо этого она молча поставила на стол чугунок со вчерашними щами и положила рядом каравай хлеба. Изя набросился на эти простые блюда с таким аппетитом, что даже проглот Мотя крякнул в знак одобрения. Илюха также решил последовать примеру рогатого коллеги, справедливо полагая, что если он промедлит еще немного, то останется без ужина.
Вот так тихо, по-домашнему, мог бы закончиться, пожалуй, один из самых суетных дней за все существование «Дружины специального назначения». Мог бы, если бы не один эпизод из рассказа черта. Этот эпизод не давал покоя двум из присутствующих, но по совершенно разным на то причинам. Один хотел как можно быстрее его позабыть, а второй (точнее, вторая) ни за какие сокровища мира не согласилась бы на это.
Соловейка терпеливо дождалась, пока стихнет звук, издаваемый ложками, и обратила взор на свое непосредственное начальство. Оно (в смысле начальство) тут же густо покраснело, подавилось и получило от Изи серию ударов по спине в лечебных целях. Выполнив свой долг, черт корректно удалился из горницы, прихватив с собой трубку, чтобы не мешать предстоящей беседе. Илюха собирался было последовать его примеру, но был решительно остановлен Любавой.
