Начала свой рассказ Серафима просто и без затей:
— А что тут рассказывать? Просто я увела Серогора прямо со свадьбы с Сантаной, и всё.
Понадобилось некоторое время, чтобы осмыслить услышанное.
— Погоди-ка. Кто кого у кого увел? — начал я осторожно распутывать клубок сложных взаимоотношений старшего поколения.
— Я у Сантаны, — со вздохом повторила Сима.
— Со свадьбы? — подключилась к расследованию Селистена.
— Да, прямо из-за стола.
Я только присвистнул от удивления.
— Чего ты рассвистелся-то? — взвилась Сима. — Можно подумать, если бы Антип настоял на свадьбе твоей Селистены с Феликлистом, ты не отчебучил бы что-то подобное!
— Ну наверняка отчебучил, — согласился я. — Но это совсем другое дело.
— Интересно, это почему это?
— Женихов, в отличие от невест, воровать не принято, — брякнул я первое, что пришло в голову.
— Что значит — не принято? Что за дискриминация! Невест воровать можно, а женихов нет? Ну уж дудки! Даешь равноправие!
Выдержав небольшую паузу и немного успокоившись, великовозрастная хулиганка начала вспоминать:
— Ну да, увлеклась немного, но ничего поделать с собой не могла. Приехала на свадьбу лучшей подруги, увидела ее жениха, да так и обмерла. Влюбилась в него без памяти. Да и он ответил мне взаимностью, сердце не обманешь.
Тут в повествование вмешался красный как рак Серогор:
— Нас с Сантаной обручили еще детьми. Наши родители обо всём договорились, ударили по рукам, а нам оставалось только выполнить их волю. Сантана была красивая, видная девушка, так что отсутствие любви меня не сильно беспокоило. Знаете, как говорится: стерпится — слюбится. И наверняка бы стерпелось, если бы не Серафима.
— До свадьбы Серогора оставались считаные дни, мы провели их вместе и поняли, что созданы друг для друга, — мечтательным голосом поведала Серафима и вдруг резко сменила тон: — Ведь предлагала ему: давай сбежим, а он заладил словно истукан: нельзя, нельзя…
— Но ведь нельзя же, — робко молвил белый колдун.
— Конечно, нельзя, — буркнула Серафима, — но можно. Если бы не я, до сих пор мучился бы с нелюбимой женой.
— А так мучается она, — резонно заметила Селистена.
— Эх, девочка, — вздохнула Сима, — скажи, что лучше: чтобы были счастливы два человека, а один несчастен или несчастны все три?
— Не знаю, — честно призналась мелкая.
— И я не знаю, — выдала кормилица и чуть погодя добавила: — Сейчас не знаю, а тогда знала абсолютно точно — два счастливых лучше.
Мы помолчали — каждый думал о своем. Что касается меня, то я тихо обалдевал от поступка моей бабаньки. Конечно, я всегда считал, что она способна на безумство, но не до такой же степени.
— Так, значит, Серогор отказался бежать с тобой? — возобновил я разбирательство.
— Ну да, слабаком оказался, — хмыкнула Сима и торопливо заткнула готового возмутиться Серогора: — Ладно, ладно, не кипятись, всего один раз в жизни, с кем не бывает.
Белый колдун надулся, обиженно отвернулся и уставился в окно.
— Вот тогда-то я и решила его украсть, — продолжила ведьма.
— Но ведь он не хомячок, его нельзя унести в кармане! — не сдавалась Селистена. — Как можно украсть человека без его воли? Ну не на плече же, в самом деле, ты его утащила?
Серогор даже крякнул:
— В самую точку угодила.
— Как это? — не поняла мелкая.
— Вот именно, на плече, — улыбнулась Сима, явно довольная собой. — В то время я уже была очень сильной ведьмой, вот и сварила один отварчик, дающий силу неимоверную. Думала, пусть уж всё будет как полагается — по традиции. Выбрала подходящий момент, подошла сзади, оглоушила черпаком по голове, на плечо — и бежать. Гости даже чирикнуть не успели.
— А Сантана успела? — всё еще не веря своим ушам, поинтересовался я.
— Успела, — вздохнула Сима. — Успела и так чирикнула… Она тоже уже была сильная ведьма.
Я представил Симу, с Серогором на плече, улепетывающую от разъяренной Сантаны, и рассмеялся.
— Слушай, а помнишь, в детстве ты мне говорила, что чужое брать нехорошо?
— Чего не ляпнешь в процессе воспитания подрастающего поколения. Пришлось немного слукавить, — парировала Сима. — И потом, не могла же я пасть в твоих глазах?
— А кто тебе сказал, что ты бы пала? — не остался я в долгу. — Я и сам люблю пошалить.
— Шалун нашелся, — хмыкнула кормилица.
И тут до меня дошло, что один важный момент Сима упустила.
— Погоди, так откуда у нее шрам-то взялся?
— Заклинание отразилось, — стушевалась бабанька.
— От чего? — не отставал я.
— И в кого ты такой въедливый пошел?
Было видно, что ведьма очень не хочет отвечать на мой простой вопрос. Что ж, тем более надо узнать, что там произошло на самом деле.
— Да ладно, колись, чего уж там.
— Она когда из зала выбегала, зеркало с собой прихватила, — вставил свое веское слово Серогор.
— Ну да, и что?! — опять взвилась Серафима. — Это был мой подарок на свадьбу. А раз свадьба не состоялась, то и подарок я имела право взять с собой.
Ну это вообще ни в какие ворота не лезет! Ну бабанька дает!
— Да зеркало-то было непростое, — пояснила кормилица. — Даже если в него посмотрится не очень симпатичный человек, оно обязательно найдет что-то хорошее и представит в лучшем свете. Так сказать, зеркало-оптимист.
Хозяйственная у меня кормилица попалась, ничего не скажешь, всё в дом, всё в семью.
— Так вот, скорее всего, именно от этого зеркала прощальное заклятие отразилось и вернулось к хозяйке.
— Странно оно как-то вернулось, — пробасила Матрена, — говорили слова губы, а заклеймило оно совсем другую часть тела.
— Ничего странного, — вмешался я. — Это наверняка зеркало постаралось как истинный ценитель красоты. Видели бы вы этот шрам — удивительное зрелище! И вообще, я всегда говорил, что он — самое лучшее, что есть в Сантане.
— Если ты когда-нибудь еще помянешь этот шрам, то уже никогда никому ничего не сможешь про него рассказать. Потому что я тебя просто прибью, — ледяным тоном заметила рыжая.
— А что я? Я ничего. Это, так сказать, для полноты картины, — выкрутился я и на всякий случай отошел от Селистены подальше.
И чего это она такая нервная? Эх, вот если бы этот самый шрам да на другую попу… Ладно, что-то я размечтался, пора возвращаться на грешную землю.
— Не знаю, Даромир, может, ты и прав, но в любом случае такого подарка судьбы Сантана не оценила. Наоборот, считает, что он ее только уродует.
