Я так считаю, что у всякого человека, рожденного женщиной,
есть в этом мире свое бревно, которое ему нужно поднять и сдвинуть.
Р. Киплинг. «Простачок Саймон».
Часть первая. По ту сторону истины
Глава 1
Номер семьдесят шесть
Чувства возвращались поочередно, словно кто-то поворачивал
выключатели из аккуратного рядочка, один за другим.
Сварог ощутил, что лежит на спине, на чем-то твердом,
жестком, неудобном. В бытность свою королем он уже успел отвыкнуть от таких
поверхностей, больше всего напоминавших простой дощатый пол, короли обычно
почивают с несравнимо большим комфортом. Казалось, что пол размеренно
покачивается под ним, но он еще не знал, обстоит так на самом деле, или это все
– последствия удара. Был какой-то удар. Определенно был. Он вспомнил все –
рывком. Все вроде бы шло прекрасно, субмарина лишилась винтов и никуда не могла
уйти, стояла в бассейне неуправляемая и абсолютно беспомощная, вряд ли экипаж
мог исправить такую поломку собственными силами, в том подвале… Потом… Офицер с
оцепеневшим лицом дернул рубильник – подрывной механизм, конечно, – и
грянул взрыв, мощнейший. Сварога чем-то ощутимо приложило по голове… Ему не
смог бы причинить вреда летящий отдельно предмет, будь то камешек величиной с
воробья или глыбища размером с дом… значит, шарахнуло по башке чем-то, что
сохраняло соприкосновение с твердью земной – какая-нибудь балка обрушилась или
рухнул кусок стены, вот и вырубило начисто…
Дела не так уж плохи, подумал он, ощущая зудящую боль в
левой стороне головы, над ухом, почти в самой макушке. Я все прекрасно помню,
кто я такой, что делал, как случился взрыв… до самого последнего мига все
помню. Неплохо, могло обернуться и хуже…
Потом включилось обоняние, и Сварог поневоле зашевелился,
потряс головой, почти не поднимая ее от дощатого пола, но ничего не изменилось,
ноздри прямо-таки залепляла гнуснейшая вонь: испражнения, немытые тела,
засаленные тряпки, блевотина… Давненько не приходилось обонять столь резкого и
омерзительного букета – да, пожалуй что, никогда, даже во время странствий в
качестве бесприютного бродяги не сталкивался с этаким набором…
Вернулся слух. Он слышал вокруг ленивые, вялые разговоры, а
в другой стороне, очень похоже, ссорились, там орали во всю глотку, осыпая друг
друга оскорблениями. Вот только язык какой-то странный, ни одного знакомого
слова… Нет, вот кто-то орет, чтобы заткнулись наконец, всех достали, задери вас
леший – и тут уж я каждое словечко понимаю… Язык Талара… но другие говорят
непонятно… Иностранцы? Опомнись, какие такие другие языки на Таларе? Вся
Империя говорит на одном языке, народы отличаются друг от друга только
произношением, выговором… Странно…
Пол определенно покачивался под ним. На лице у него,
оказывается, лежала мокрая тряпка, источавшая столь неприятный запах, что Сварог
не выдержал, сбросил ее резким движением руки. От этого ему вроде бы стало
легче и головная боль начала постепенно утихать.
Да, и со зрением вроде все в порядке, просто в загадочном
помещении маловато света. Высоко над головой какие-то доски… И стена справа,
как убедился Сварог, скосив глаза в ту сторону, – тоже из длинных,
горизонтальных досок, сквозь щели меж ними и пробивается свет – яркий,
несомненно, солнечный, но его маловато…
Он решился – приподнялся и сел, привалившись спиной к стене.
Вопреки пессимистическим ожиданиям, никаких физических страданий это
перемещение в пространстве не вызвало. Слегка побаливала голова в том месте,
где его приложило, и только. Руки-ноги целы, нет сильных ушибов…
– С пробужденьицем, ваша милость! – послышался
рядом ехидный голос. – Кофия в постель подать прикажете, или чайку с
марципанами? Или служанку позвать, чтоб ублажила? Всегда к вашим услугам!
Поблизости захохотали несколько голосов, но без особой
веселости, мрачноватый был смех. Сварог огляделся.
Помещение, где он находился и куда попал неведомым образом,
было сплошь дощатым – и потолок, и пол, и стены – и имело странную форму не
совсем правильного прямоугольника: торец идеально прямой, противоположная
короткая стена гораздо короче, а две длинных напоминают дуги. Слева, возле
торца, в потолке проделано отверстие, прикрытое деревянной рамой, сплошь
утыканной обращенными вниз длинными тонкими остриями – и в него проникает свет,
виден голубой кусочек неба… В длину этот прямоугольник уардов десять, в ширину
значительно меньше…
И повсюду, куда ни глянь, на голых досках сидели и
полулежали люди: оборванные, нестриженые, одни по пояс голые, другие босиком.
Окинув себя взглядом, Сварог убедился, что не особенно от них отличается:
хомерик исчез, рубашка тоже, штаны и башмаки остались, но перемазаны в грязи и
пыли. Что-то мешало шее, этого не было раньше. Он попробовал рукой – прочная,
на ощупь железная цепочка грубой ковки, настолько короткая, что через голову ее
ни за что не снять. На ней висела железная овальная бляха размером с ладонь.
Прижимая подбородок к груди, поудобнее перехватывая бляху руками, Сварог вскоре
разглядел на ней грубо выбитый номер: семьдесят шесть. Именно номер: перед
двумя цифрами красуется значок «№». Что за фокусы? Тут несколько десятков
человек… Это не Атар и уж никак не Корона…
– Так как, ваше степенство? – завел свое
сосед. – Вы так ничего приказать и не изволили насчет кофею и прочих
марципанов… А ведь привыкли, небось, поутру кофий хлебать и булку белую
жамкать? На роже написано…
Сварог угрюмо покосился на него: тщедушный худой субъект
неопределенного возраста, классический ехидина и склочник, мелкая сявка, шпана,
в любой камере, в любой казарме отыщется… Не стоило пока что связываться, не
присмотревшись, не освоившись, не изучив расклады.
Он промолчал, разглядывая неожиданных товарищей по
неизвестному несчастью: одни мужчины, есть несколько юнцов, но не видно ни
одного по-настоящему дряхлого, ни одного калеки. На всех лицах одинаковое
выражение: унылая пришибленность людей, которым их будущее известно наперед, и
нет никакого смысла давать волю эмоциям… А пол явственно раскачивается, и это
не следствие головокружения, а доподлинная реальность, существующая независимо
от наших чувств. Вон, сдвинулась с места ржавая кружка, проехала чуть по полу,
остановилась, в другую сторону поползла… Да это же корабль!
Все моментально встало на свои места: сплошные доски вокруг,
постоянное покачивание пола… Корабль. И определенно они сейчас не в трюме,
иначе не пробивался бы дневной свет сквозь щели в рассохшихся досках…
– Где это мы? – спросил он, глянув на весельчака.
Как он и ожидал, тот мгновенно принялся гримасничать,
оглядываясь на ближайших соседей с таким видом, словно полагал себя великим
актером, любимцем публики:
– Как бы подоходчивей объяснить вашей милости… Вот это,
стало быть, доски, они гвоздями сколочены. Изволите ведать, что такое гвоздь? А
это…
