Он сказал, взвешивая каждое слово:
– Святых много, уважаемый. Лично я как-то больше
придерживаюсь поучений святого Катберта-Молота. А он, если вы не знаете, учил
примерно так: не позволяй ближнему твоему нахально ездить у тебя на шее, ибо
если он так поступает, то он и не ближний тебе вовсе. Следовательно, не грех
такому мнимому ближнему двинуть по зубам так, чтобы их поубавилось изрядно и
резко…
– Может, попробуешь? – прошипел тот, что резал
полицейских.
Взгляд у него был по-настоящему страшным, но по сравнению с
кое-какими противниками Сварога во времена былых странствий этот субъект даже
на троечку не тянул.
– Могу и попробовать, если вынудят, – сказал он
спокойно.
Как он видел краешком глаза, крысеныш обратился в статую,
даже, кажется, не дышал, старательно делая вид, что его здесь не вовсе.
– Да ладно тебе, – сказал напарнику второй
примирительным тоном. – Куда тебе башмаки, если тут ни танцулек, ни девок…
Дядя хороший, нечего его обижать попусту… Давай-ка мы лучше с тобой, дяхан,
метнем на пальцах в «вилы-гирю-полотно»? А?
– Не умею, – сказал Сварог.
– Враз научим. Так, так, этак… – он с быстротой фокусника
показал пальцами несколько фигур. – И правила враз растолкуем, они
нехитрые. Ну что ты жмешься, залетный? Это ж не карты и не кости, какое может
быть с пальцами мошенничество? Бывают фальшивые волосы, по-ученому – парики, и
фальшивые глаза бывают, из фарфора там или из стекла. А про фальшивые пальцы ты
слышал когда-нибудь? Вот они, доподлинные, натуральные…
– Играть не на что, – сказал Сварог. – Башмаки
самому нужны, а больше вроде бы и не на что. И сдается мне, уважаемые господа,
что и у вас со ставками небогато…
Его собеседники так и закатились, старательно раскачиваясь
на корточках, переглядываясь, панибратски хлопая Сварога то по коленям, то по
спине. Зорко наблюдавший не только за приставалами, но и за прилегающим
пространством, Сварог в какой-то момент обнаружил, что вся эта сцена находится
под самым пристальным наблюдением кучки субъектов, крайне похожих на его
разговорчивых собеседников. Их было пятеро, они сидели совсем недалеко, двое
красовались обнаженными торсами с таким же обилием жутковатых наколок, а
остальные кутались кто в хомерик, кто в камзол, и оттого никак нельзя было
рассмотреть их сложную и запутанную нательную биографическую роспись, но
никаких сомнений не оставалось, что это птички из той же стаи. Вон тот, в
хомерике, у них за главаря, точно – остальные четверо инстинктивно уселись так,
чтобы держать его в поле зрения на предмет возможного приказа. А вот сам он ни
на кого не смотрит, прищурившись, наблюдает за Сварогом. Ну да, так примерно в
старой притче опознал находчивый монах замешавшегося в толпе придворных короля
– все взоры были обращены на короля, а сам он ни на кого не смотрел…
– Весельчак ты, дядя, – сказал обладатель восьми
черепов. – Как это, нечего ставить? Жопа-то при тебе, ага. Проиграешь –
становишься на манер скамейки, а мы тебя, соответственно, пользуем.
– А если выиграю?
– А если выиграешь, то мы тебя не пользуем. Королевские
условия, дядя, согласен?
– Нет, благодарствуйте, – сказал Сварог. – Как ни
заманчиво, а придется отказаться. Зарок дал в ранней юности. Моя седенькая
мама, когда провожала в большую жизнь, взяла с меня клятву, что никогда не буду
играть на ставку, во что бы то ни было… Ветреный я парень, признаюсь по чести,
много в жизни накуролесил, много заповедей нарушил, но вот, хоть вы меня
режьте, через данную матушке клятву переступить решительно не в состоянии…
Судя по перекосившейся физиономии обладателя восьми черепов,
ему и комедию ломать надоело, и был он всерьез разозлен строптивостью упрямого
фраера. Без всяких церемоний схватив Сварога за физиономию грязной пятерней, он
грозно процедил:
– Я тебе скажу, овечка, без всякой игры отсосешь со всем
старанием…
Пора было кончать этот дурной спектакль, потому что по всем
критериям он вплотную подступал к той черте, где уже начинается унижение,
которое ни один настоящий мужик спускать не должен. Сварог сделал парочку
неуловимых движений, одной ногой подцепив лодыжку возвышавшегося над ним
громилы, пяткой другой ноги нанеся удар в коленную чашечку.
Противник, стоявший в раскованной позе, вмиг потерял
равновесие и опрокинулся, как подрубленное дерево, шумно ударившись затылком о
загаженную палубу. Закрепляя успех, Сварог извернулся на грязных досках и с
помощью опять-таки двух ударов ногами отправил второго вслед за приятелем.
Воцарилась тяжелая тишина. Группировавшиеся вокруг главаря
не сразу поняли, что дела пошли серьезные, что два их дружка не просто
повалились на палубу, а лежат без всякого движения, ушибленные достаточно
серьезно. Едва это до них дошло, двое кинулись к Сварогу, громко пугая жуткой
участью.
Взмыв на ноги, Сварог их встретил – моментально, качественно
и жестоко. Он не собирался никого убивать, и кости ломать не хотел – неизвестно
еще, сколько времени придется проторчать среди этого сброда, не стоило с ходу
устраивать смертоубийство и членовредительство, – но бил безжалостно. Теперь
на досках лежали уже четверо – трое слабо шевелились, стонали и охали, а
четвертый только-только приходил в себя.
Двое оставшихся – последний резерв главаря – бросились
вперед.
– Хуть! – рыкнул главарь не шевелясь и не меняя
величественной позы.
Один недовольно рявкнул не оборачиваясь:
– Чамо гаришь? Поцар сом клудит на бар…
– Хуть, блэ! Качуму щукаю?!
Оба нехотя остановились, вернулись на место, ворча и бросая
на Сварога неприязненные взгляды уже без всякого актерства. Главарь же
отвернулся с таким видом, словно совершенно ничего не произошло, да и никакого
такого фраера не существовало вовсе. Громко произнес:
– Щеняй добежь, мокотура…
Ушибленная троица, кое-как поднявшись на ноги, стала
отступать в расположение части. Четвертый ползком двигался в арьергарде. Те,
кто наблюдал за действием, разочарованно отвернулись, но большая часть узников
трюма с самого начала игнорировала происходящие события.
Сварог чувствовал себя здоровым и полным сил, голова почти
уже не болела. Он осмотрелся. Семеро уркаганов сидели, демонстративно
отвернувшись от него, а вот сосед таращился с восхищенным ужасом, оцепеневший и
обомлевший. Судя по его виду, он ожидал гораздо более трагического развития
событий и никак не мог поверить теперь, что все обошлось.
Усмехнувшись, Сварог присел рядом с ним на корточки,
аккуратно взял за кадык – большой палец справа, указательный и средний слева –
легонечко придавил и ласковым шепотом осведомился:
– Придушить, тварь?
Сосед ответил жалобным писком и потоком невразумительных, но
определенно умоляющих слов – кажется, доказывал, какой он хороший и мирный, как
его дома ждут не дождутся мать-старушка и семеро детушек, один другого меньше.
Веревки из него можно было вить. Чуть-чуть ослабив хватку, Сварог с расстановкой
сказал:
