Без услуг переводчика общение с американцем было исключено —
бородатый строго наказал Медведю делать вид, что по-английски он ни бум-бум.
Пришлось срочно принимать меры. Уже через пять минут, в мокрой рубашке, с
взлохмаченными волосами, но с вполне осмысленным взглядом Костя был готов
осуществлять более-менее полноценный контакт между народами.
Словно почувствовав важность момента, подбежал официант.
— Бутылку «Столичной», только не в графине, а как
есть, — приказал Медведь.
Нечетко ориентирующийся в пространстве Константин начал было
переводить официанту заказ, но Медведь вовремя прикрыл ему рот ладонью.
— Закусывать чем будете? — поинтересовался
официант.
— Ну, как положено: грибочки, рыбка красненькая, икра.
Да, соленого огурчика, если есть…
Тут Иван остановился и задумчиво посмотрел на Фергюссона,
который напряженно вслушивался в чужую речь. Костя, который все еще жил в ином
измерении, соображал явно с большими паузами. Иван дернул его под столом за
штанину и сказал:
— Да переводи же ты, тютя! И спроси, он горячее будет,
или закусками обойдемся?
Костя добросовестно перевел, и Фергюссон немедленно
поинтересовался, что такое zakuska.
— Слушай, объясни ему, ты же переводчик, —
рассердился Медведь, которого просто распирало перейти на английский.
В ответ на его угрозу Константин, вдруг обретший
несвойственную ему ранее наглость, развязно заявил:
— Ты же у нас подрядился быть скоморохом, вот и давай,
действуй.
Но, взглянув на враз окаменевшее лицо, обрамленное овчинными
ушами, съежился и залопотал по-английски, к радости приунывшего было
Фергюссона.
Наконец стол накрыли, и наступил момент истины. Откупорив
бутылку «Столичной», Иван бережно достал из кармана заветный стакан и поставил
в центр стола. Фергюссон как завороженный смотрел на экзотический продукт
мутного стекла с выщербленным краем. Затем бережно, словно фарфоровую китайскую
вазу эпохи Мин, взял его в руки и стал поворачивать в разные стороны, покачивая
головой и прицокивая языком.
Однако не успел Медведь порадоваться столь неожиданному
успеху своей миссии, как задумчивая улыбка с лица Фергюссона стала медленно
сползать. Кончик носа американца нервно задергался, и через секунду он уже
откровенно принюхивался к предмету, который держал в руках. Затем, поднеся
стакан к самому лицу, брезгливо скривил губы. Наблюдавшие за этими
метаморфозами Медведь и Костя поняли, что дело пахнет керосином. Нет, точнее,
не керосином, а черт знает чем. Плохо вымытый ленивой проводницей, побывавший в
овчинном треухе и у Ивана в кармане стакан впитал все запахи окружавшей его
среды.
Медведь оценил ситуацию как критическую и решил действовать
быстро, не давая противнику опомниться. Он взял из рук скисшего агента пахучий
стакан и со словами «От грязи микробы дохнут!» налил его доверху.
Костя перевел, американец замер и испуганно посмотрел на
Ивана. Похоже было, что он мысленно прощается с жизнью. Тут переводчик
догадался добавить от себя, что это идиоматический оборот, и прояснил его
смысл. Фергюссон нахохлился.
— Мы будем пить из него? — уточнил он.
— Из него, родимого, — пробасил Медведь. —
Зря я, что ли, его для вас разыскивал! — И поставил полный до своих
грязных краев стакан прямо перед американцем.
— Но здесь много, мне не надо так много, — заныл
деморализованный Фергюссон.
— А кто просил тяпнуть стакан водки? Пушкин? —
расстроился Медведь. Он столько сил потратил на добывание этого стакана, и что
же?!
— Пушкин — ваш великий поэт, — напомнил сбитый с
толку Фергюссон переводчику. — Он тоже пил водку? Все русские пьют водку…
— И ты пей, — сурово приказал Медведь
Фергюссону. — Пей до дна!
Костя, почувствовав, что дело движется к скандалу, дрожащим
голосом перевел. Тогда Фергюссон медленно понес стакан к пересохшим губам,
расплескивая водку на голые колени.
— Стоп, — вдруг сказал Иван. — Стоп. Константин,
блин, скажи ему «стоп». Я же его не проинструктировал, как это по науке
делается, а то загнется ведь, они же так не пьют.
Фергюссон послушно застыл со стаканом в руке. Вид у него был
как у приговоренного к смертной казни, которому уже и петлю накинули на шею, но
тут вдруг прискакал посланец короля с приказом о помиловании.
— Значит, так, — начал Иван, обращаясь к
американскому гостю, который смотрел на него во все глаза. — Задерживаешь
дыхание, затем одним залпом вливаешь в себя стакан, берешь огурец или кусок
черного хлеба, быстро и вдумчиво нюхаешь. И только затем выдох. Вот это и
значит — «тяпнуть стакан водки». А как закончим с этим, будем чай из самовара
пить. Йес?
Процесс смертной казни двинулся своим чередом — за дело
взялся толмач Костя. В объяснение он вложил всю душу, но Фергюссон потребовал
демонстрации процесса. Пришлось Ивану отобрать у него стакан и осушить его
одним могучим глотком. Занюхал он это дело по старой памяти рукавом. И хотя
новый импортный пиджак явно не годился для такого ответственного момента, но
ничего. На недоуменный взгляд американца, сопровождавший это странное действие,
Иван ответил в том смысле, что можно и так, но это уже совсем по-русски.
Воодушевленный живым примером, Фергюссон быстро схватил
стакан, заново налитый Медведем, и лихо опрокинул его в себя. Одного глотка,
правда, не вышло, поэтому эффект получился сногсшибательный. Не вошедшая
полностью в американское нутро водка фонтаном рванула обратно. Фергюссон с
выпученными глазами стал судорожно хватать воздух ртом и рыскать по столу в
поисках того, что следовало по инструкции нюхать. Не нашел, схватил правой
рукой левую, подтащил ее к носу и понюхал свою кожу. Это не помогло, и он
быстро наклонился к переводчику, пытаясь дотянуться до короткого рукава его
летней рубашки. Не почувствовав желанного облегчения, Фергюссон рванул через
столик к Ивану, вцепился скрюченными пальцами в рукав его пиджака и застыл в
нелепой позе, почти не подавая признаков жизни.
…В номер Фергюссона несли вчетвером — Медведь и Константин
тащили тяжелую верхнюю часть и поддерживали мотающуюся в разные стороны голову,
официанту и швейцару досталось по голой мосластой ноге. Ноги были облиты водкой
и выпачканы раздавленной красной икрой. Руководил торжественным мероприятием
любезный метрдотель. Пожелав находящемуся в бессознательном состоянии
постояльцу доброй ночи, сотрудники отеля тихо удалились.
Окончательно протрезвевший Константин черкнул Фергюссону
записку с обещанием появиться рано утром и, сунув ее под мобильный телефон
американца, вежливо раскланялся с Медведем, бросив ему напоследок:
— Ну, ты даешь, парень.
Медведь абсолютно не представлял, что будет завтра. Главное
— он в гостинице, на том же этаже, что и Сандра Барр. Он слышал, что сегодня
звезду никуда не повезут, она принимает визиты. С визитами идут известные люди
— их и проверять не надо. А вот что делать дальше? Надо бы связаться с Лаймой и
получить дальнейшие указания. Впрочем, американец в любом случае на его
совести. Предстоит дождаться его пробуждения и выяснить, что еще он хочет увидеть
и пережить в России.
