— Ну, а если действительно ночует? — задался
вопросом Медведь. — Что мы с ним сделаем?
Несмотря на недюжинную силу, а возможно, и благодаря ей,
Медведь был миролюбив, как голубь. Его коробило от одной мысли о применении
силы. Дрался он только в чрезвычайных обстоятельствах.
— Наша задача — обнаружить Абражникова и сесть ему на
хвост, — успокоила его Лайма. — Только так мы сможем узнать, есть ли
у него контакт с Сандрой Барр. Или он встретил ее в аэропорту и передал
кому-нибудь другому.
— Существуют и другие пути, — поправил ее
Корнеев. — Еще мы можем подключиться к телефонам в доме и в офисе. Правда,
это потребует времени и определенной сноровки.
— Если он опытный сыщик, то обнаружит прослушку в два
счета, — заметил Медведь.
— Он может не ожидать такою поворота событий. В общем,
все зависит от того, какую позицию занимает фигура Абражникова на нашей
шахматной доске.
Глава 4
Машину оставили на платной стоянке, откуда до офиса
Абражникова еще минут десять нужно было идти пешком.
— Слишком далеко, — сокрушался Корнеев,
оглядываясь через плечо на любимое средство передвижения. — Что, если
придется удирать?
— От кого? — удивилась Лайма. — Мы ведь всего
лишь на разведку идем.
— А вдруг увидим Сандру Барр, которая садится в лимузин
и уезжает за горизонт? Я себе этого не прощу.
— Да что ты, Евгений! — воскликнула еще не
накопившая оперативного опыта Лайма. — Сейчас полночь. Что может делать
Сандра Барр в полночь в офисе Абражникова?
— Мы вообще не знаем, что она может делать в
Москве, — парировал тот. — Допустим, она специально прилетела, чтобы
вскрыть в его офисе полы, потому что у этого парня там бриллианты спрятаны.
Лайма тут же замолчала, обдумывая предложенную версию. Они
шли рядом, нога в ногу, не обращая внимания ни на шикарную ночь, наполнившую
город глицериновой прохладой, ни на штучные витрины, освещенные дизайнерскими
светильниками, ни на рекламу — бегающую, мигающую, сверкающую, искрящуюся,
сыплющую огни вниз, на черные тротуары. Навстречу то и дело попадались парочки
и группки гуляющих — они говорили и смеялись нарочито громко, как будто их
пугала тишина в городе.
— Вот этот дом, — сказал Корнеев, замедляя
шаг. — Давай пройдем мимо и посмотрим, где вход в офис.
Вход они обнаружили очень быстро — между маленьким
магазинчиком подарков и фотостудией. Это была простенькая, наскоро покрашенная
дверь с большой металлической ручкой, опущенной вниз. Дверь оказалась слегка
приоткрытой. Окна, предположительно принадлежавшие конторе Абражникова, были
наглухо закрыты жалюзи.
— Там кто-то есть, — шепотом сказала Лайма и
схватила Корнеева за руку, как девица, которую кавалер привел в кинотеатр на
фильм ужасов. Рука его оказалась напряженной и горячей. Значит, он тоже
нервничает не меньше ее.
— Мне это не нравится, — откликнулся Корнеев и
потащил свою спутницу вперед.
Они свернули в первый же переулок и сразу остановились.
Напротив, через дорогу, сиял огнями большой супермаркет, и в самом начале
переулка было достаточно светло.
— Вот где следовало оставить машину! — воскликнула
Лайма и пальцем указала на стоянку для покупателей.
— Нет, — покачал головой Корнеев. — Светиться
нам пока ни к чему. Мы ведь не знаем, что за личности опекают Сандру Барр. Ну
что, командир, я пойду на разведку?
— Прямо туда?!
— Конечно. Абражников — кто? Охранник, сопровождающий и
сыщик в одном лице. И на его двери нет таблички с часами приема; Может, у меня
дело горит? Придумаю что-нибудь, если он окажется на месте. В крайнем случае,
испугаю его удостоверением.
Лайма справедливости ради хотела предложить пойти вместо
него, но, представив, что толкает приоткрытую дверь и оказывается нос к носу с
незнакомым мужчиной, почувствовала неприятный холод в животе.
— Иди, — разрешила она. — Я тебя подожду в
супермаркете. Или нет, — она сразу же отказалась от непродуктивной
мысли. — В супермаркете я теряю над собой контроль и покупаю все подряд.
Подожду тебя вон в том ресторанчике, я там однажды была, он тоже
круглосуточный.
Корнеев молча кивнул. Он выглядел сосредоточенным, а лоб у
него сделался влажным и блестел, словно его протерли масляной тряпкой. И тут
Лайма подумала — не лучше ли было запустить к Абражникову Медведя? Ведь если
Корнеева выведут из строя, группа сразу лишится мозгов. Останется пустая голова
и сильное тело. Хоть ее и назначили командиром, ни одно важное решение без
Корнеева не принималось.
— Может, вместе пойдем? — трусливо предложила
Лайма. Но он только отмахнулся и похлопал себя по боку. Очевидно, проверял, на
месте ли оружие.
Оружие! Оно должно было придавать уверенности в себе, но на
самом деле только пугало. Корнеев молча отсалютовал, сделал несколько упругих
шагов и исчез за поворотом. Прежде чем вслед за ним выйти из переулка, Лайма
оглянулась назад — просто так, повинуясь инстинкту самосохранения. Переулок
хоть и ответвлялся от оживленной улицы, так и разжился ни одним стоящим
фонарем. Только далеко впереди, там, где он еще раз выныривал на свободу,
болталась на уровне второго этажа слабенькая, убранная в решетчатое гнездо
лампочка. Посреди переулка угадывались здоровущие мусорные баки, громадные и
черные, как остовы кораблей. И возле этих баков что-то лежало.
Сердце Лаймы мгновенно ухнуло в пятки, как будто она
оказалась в скоростном лифте и тот взлетел с нижнего этажа на верхний одним
мощным рывком. Возле баков лежал человек. Совершенно точно — человек. Его силуэт
едва можно было различить на угольно-черном асфальте. Лайма хотела закричать,
позвать на помощь, но тут услышала тихий стон. Стон был хлипенький и плохонький
— женский.
Покрывшись, подобно молодому огурцу, с ног до головы
пупырышками, Лайма сделала два осторожных шага, приблизивших ее к лежащей
женщине. Силуэт сделался более четким, как будто его взяли в фокус, и стало
различимо пестрое платье и маленькие светлые сандалии — одна подле другой. Ни
ног, ни рук, ни тем более лица все еще толком не было видно.
Лайма полезла в сумку за пистолетом — рука ходила ходуном, а
сердце стучало высоко в горле, словно примеривалось выпрыгнуть изо рта. От
тяжести пистолета в руке страх не ушел, но тело стало слушаться лучше. Она
сделала еще несколько шагов, а потом быстро пошла в темноту.
Возле мусорных баков лежала старушка. Она была крохотная,
будто игрушечная — и живая. Было слышно, как она постанывает.
— Вам плохо? — спросила Лайма, присев на
корточки. — Вы меня слышите?
И в этот момент в переулке появился еще один человек. Он
двигался с той, дальней, стороны и приближался очень быстро — прыжками.
Длинными высокими скачками — так по лугу несутся ошалевшие от свежего воздуха
дети. Это было так необычно, так страшно, что Лайма присела, выставив перед
собой пистолет. Однако человек тоже заметил ее и перешел на обычный шаг. И
тогда она крикнула:
