— Что все это значит? — спросила Лайма, когда
Шаталов наконец приблизился к ней и протянул сумку.
— Можешь не проверять, — сухо заметил он. —
Пистолет на месте, так же как и фальшивые документы. Особенно впечатляюще ты
смотришься на фотографии в паспорте Татьяны Прутник. Или это твоя настоящая
фамилия — Прутник? А?
— Геннадий, я тебе потом все объясню, — вполголоса
ответила Лайма, шныряя глазами по сторонам. — Ты выбрал неподходящее время
для выяснения отношений.
— Я выбрал?! — возмутился он. — Да если бы не
я, ты уже сидела бы в кутузке!
— Я выполняю важное государственное задание.
— Ха-ха-ха!
— Твой смех неуместен. — Лайма сдвинула брови, и
на лбу у нее появилась маленькая глубокая складка. — Ты можешь помешать
спецоперации.
— Пока ты мне все не объяснишь, я не уйду. Я сорву твою
спецоперацию к чертовой матери, — пообещал Шаталов, и Лайма поняла, что он
именно так и сделает.
— Я от тебя такого не ожидала! — запальчиво
воскликнула она.
— Я от тебя тем более такого не ожидал.
Они стояли и сверлили друг друга глазами. Наконец Лайма
сдалась.
— В двух словах этого не объяснишь, Геннадий.
— И не надо в двух словах, — пожал тот
плечами. — У меня навалом времени, я убежал со службы.
— Ну, хорошо, — Лайма нетерпеливо переступила с
ноги на ногу. — Нам нужно уединиться. В моем распоряжении не больше
четверти часа.
— Думаю, этого хватит, — ободрил Шаталов и потянул
ее за руку в сторону кафетерия. — Выпьем по чашке кофе и поговорим.
Соврать было просто нечего. Три паспорта и пистолет связали
Лайму по рукам и ногам. Но правду говорить нельзя ни в коем случае, ее
предупредили на этот счет. Кроме того, правда опасна. Вдруг Шаталова убьют?
Однако тот вовсе не думал об опасности. Он подвел ее к столику в уютном уголке
и уселся напротив. Официант, работающий в ускоренном режиме, обмахнул
полотенцем столешницу, молниеносно притащил сахарницу, швырнул салфетки,
брякнул на них приборы и убежал за заказом.
— Рассказывай, — подбодрил ее Шаталов, сложив руки
на груди. — Зачем тебе пистолет и фальшивые документы?
Лайма тяжело вздохнула. Сделала вид, что все еще ведет
внутреннюю борьбу. В конце концов чувство долга было вроде бы уложено на обе
лопатки.
— Какой ты злой и неуступчивый, — пробормотала
она.
— Да, я злой. Злым быть лучше, чем добрым. У добряков
мягкое сердце, рыхлое тело и пустой бумажник. Итак…
— Я работаю на правительство, — свистящим шепотом
поведала Лайма. Слова шли из горла с мукой, словно обросли колючками. — Я
не хотела ничего рассказывать. Но раз уж я поймана с поличным…
— Так ты что же — тайный агент?! Умеешь обезвредить
бомбу, посадить горящий самолет и ребром ладони сломать вражеский кадык? Я
потрясен.
— Понимаю, дорогой, — серьезно кивнула
Лайма. — Тебе придется с этим как-то примириться и… поехать домой,
предоставив мне действовать на благо родины.
— Но с виду ты обычная женщина.
— Я и есть обычная, — пожала плечами Лайма. И тут
же высокопарно добавила: — Именно рядовые граждане являются оплотом своей
страны.
Шаталов смотрел на нее с совершенно новым выражением. Сразу
понять было невозможно — повышаются ее котировки или падают. Вероятно, падают.
Мужчины не любят сильных женщин, только выносливых. И уж, конечно, не желают
видеть их рядом с собой, потому что сильные женщины невольно ставят под
сомнение их природное превосходство.
— Так, — сказал Шаталов и взъерошил волосы.
Он-то думал, что она попала в какую-нибудь шайку и ему
удастся ее оттуда вытащить. Он уже видел себя рыцарем в сияющих доспехах, и
вот… Оказалось, что спасти ее нельзя. Если, конечно, она не врет. Шаталов
допускал такую возможность. Почти все представительницы прекрасного пола делают
это мастерски. В женском вранье так много правдивых деталей и искреннего
чувства, что веришь ему всем сердцем.
В этот момент воздух взвихрился, и, словно джинн, возник
официант с подносом. Он метнул на стол кофейные чашки, сверкнул улыбкой и
убежал на длинных, циркульных ногах.
— Вряд ли я смогу принять все это так вот
просто, — раздраженно сказал Шаталов, бросив в чашку кусок сахара и
принимаясь яростно размешивать его ложкой. — Я люблю тебя, но жизнь,
которую ты, как выяснилось, ведешь, для меня неприемлема.
— Я тоже тебя люблю, — поспешно сказала
Лайма. — Но на меня возложена слишком важная миссия, чтобы подгонять ее
под мои личные интересы.
— Боже, но кто на тебя эту миссию возложил?! С какой
стати?
Лайма посмотрела ему прямо в глаза, израсходовав все
имеющиеся у нее запасы честности.
— Однажды меня вызвали к ректору — я тогда преподавала
английский в вузе — и попросили о помощи. Люди из одной правительственной
организации. Ну, ты понимаешь…
— Ты могла отказаться!
— Не могла. В кабинете ректора сидел… замминистра
обороны.
— Ты не военнообязанная!
— Но там был наш президент… в смысле — президент
страны, — быстро внесла коррективы Лайма. — Президент лично попросил
меня о помощи. И ободряюще похлопал по плечу. Ты бы смог отказать своему
президенту?
— Как президент попал в вуз? — с подозрением
спросил Шаталов, не зная, как реагировать на подобное заявление. Возмутиться?
Но правда иной раз выглядит невероятно глупой и совершенно несерьезной.
— Он приехал тайно. Потому что дело секретное. Теперь
ты понимаешь, что я и так рассказала тебе слишком много?
— Это связано с оружием? — понизил голос
Шаталов. — С космическими исследованиями?
Лайма отхлебнула из чашки и серьезно кивнула:
— С оружием. И с космическими исследованиями. То есть с
исследованием космического оружия. Но учти — я тебе ничего не говорила.
— Что ж, — Шаталов одним глотком прикончил кофе,
хлопнул ладонями по столу и встал. — Значит, я совершенно напрасно спасал
твою сумку.
Лайма поежилась, вспомнив о досмотре. Если бы у нее нашли
пистолет, вот это был бы номер!
— Кстати, как ты оказался в аэропорту? —
спохватилась она.
— Совершенно случайно. Должен был встретить коллегу.
Мне позвонили, едва ты вышла из офиса. Однако только что выяснилось, что
коллега перенес вылет на завтра. Ну, что ж? Я поеду, пожалуй. Не стану путаться
у тебя под ногами. — С этими словами он взял купленную им сумку, засунул
ее под мышку и удалился.
В тот момент он действительно решил уехать. Лайма поцеловала
его в щеку крепким товарищеским поцелуем — никаких нежностей на людях! — и
пообещала позвонить завтра.
