— Коньяк. Это я стресс пыталась снять.
— Понятно, пойду еще одну рюмку возьму. И разденусь
заодно, лимончик порежу.
— Две, — скромно потупясь, попросила Лайма. —
Две возьми.
— Чего — две? — не понял Геннадий.
— Две рюмки.
— А твоя где?
— Ну… Как ты не понимаешь? Разве до посуды мне было?
Шаталов посмотрел на изрядно опустошенную бутылку, которая
еще с утра была полнехонька, и поинтересовался:
— А раны ты этим коньяком не промывала?
— Да нет, все внутрь, — застеснялась Лайма.
— И все из горла?
Она промолчала, и Шаталов, удивленно крутя головой, вышел из
комнаты, размышляя о могучих резервах человеческого организма, открывающихся в
экстремальных ситуациях.
К тому моменту, как коньяк закончился, Лайма почти спала,
едва удерживая падающую на грудь голову здоровой рукой. Периодически она ловила
себя на том, что отключается от разговора. Геннадий уже смирился с тем, что ночь
любви ему не светит, а Лайма вот-вот свалится и заснет мертвецким сном. Поэтому
напоследок решил перевести беседу в деловое русло:
— Можно полюбопытствовать, что же ты все-таки перевезла
сегодня?
Лайма, язык которой уже совсем не ворочался, сделала широкий
приглашающий жест все той же единственной функционирующей рукой — смотри, мол,
наслаждайся.
Повинуясь этому неопределенному взмаху, Шаталов встал и
медленно побрел по квартире, внимательно осматриваясь в ожидании благодатных
перемен и приятных неожиданностей. На маленьком столике около домашнего
кинотеатра он обнаружил видеокассеты с фильмами, одно воспоминание о которых
вызывало отвращение к сексуальной жизни.
— Ты это смотришь? — удивленно поинтересовался
Геннадий.
Лайма лишь что-то буркнула в ответ и засопела. Дальнейший
осмотр гостиной привел его к стопке книг, две из которых он с ухмылкой отложил,
а третью, с золотым тиснением на переплете, стал осторожно рассматривать.
— Пико… делла… Мирандола…— напряженным голосом зачитал
он вслух блестящие буквы. — Ты это вот читаешь? — с подозрением
поинтересовался Шаталов у мирно сопящей Лаймы.
Та безвольно мотнула головой. Дальнейший осмотр квартиры
привел к таким бесценным находкам, как странные зеленые одеяния на вешалках в
спальне и дикая фаянсовая чашка с надписью «400 лет Архангельску» на
посудомоечной машине. Ископаемые щетка, мыло и паста добили Шаталова
окончательно.
Когда он снова появился в гостиной, держа в одной руке
вешалку с юбкой-фартуком, а в другой сжимая тюбик с «Поморином», Лайма уже
спала, откинувшись на спинку кресла.
— Послушай, — вежливо поинтересовался у спящей
Шаталов, — ты ведь не хочешь сказать, что носишь эту дрянь?
Звук его голоса на минуту вернул Лайму в мир людей и вещей.
— Что, дорогой? Ты что-то говорил?
— Я не говорил, я спрашивал. Скажи, ты правда носишь
эту одежду? — Он потряс перед ее носом зеленой юбкой.
— Какая гадость, — возмутилась Лайма. — Где
ты ее взял?
— В шкафу, на вешалке.
— Ну, значит, какая-то твоя баба оставила, — Лайма
зевнула и снова начала уплывать в царство снов.
— Ничего подобного! — взревел Шаталов. —
Какая баба?! Это ты привезла!
Лайма, не открывая глаз, миролюбиво кивнула головой.
— Послушай, — настойчиво продолжал
Геннадий. — Послушай же! Ты меня слышишь?
— Слышу, — потусторонним голосом профессионального
медиума отозвалась Лайма, глаз так и не открыв.
— Ну, посмотри же на меня, — потребовал Шаталов.
Лайма, вняв его мольбам, приоткрыла один мутный глаз и
уставилась в пространство.
— Милая, — боясь, что она снова заснет,
заторопился Геннадий, — скажи, зачем тебе «Поморин»? В последний раз я
видел его лет двадцать пять назад, в пионерском лагере. Где ты его взяла? Ты
ведь не чистишь им зубы?
Лайма еще несколько секунд крепилась, следя открытым глазом
за его губами, потом отчетливо произнесла: «Никогда!» — и мягко свалилась с
кресла на ковер. Шаталов взял подозрительную пасту в руки и опасливо отвинтил
колпачок. Из тюбика полилась мутная коричневая жижа, вонявшая жабами. Он
сказал: « Фу-у-у!» — и швырнул тюбик в раскрытую форточку.
Ранним утром, когда Лайма еще крепко спала, Геннадия поднял
на ноги срочный звонок, и он, наскоро приведя себя в порядок и хлебнув кофе,
умчался, не оставив даже записки. «Освобожусь — позвоню, а там
разберемся», — решил он, уже сидя в машине.
Лайма проснулась сильно после полудня. Пробуждение
напоминало сцену из фильма «Ожившие мертвецы». Усилием воли она отскребла себя
от кровати и добрела до зеркала в ванной. По дороге проверила, кто есть дома.
Дома был Кларитин, который спал в туалете с тапком в обнимку. Ни самого
Шаталова, ни записки от него обнаружить не удалось.
Лайма была не готова к тому, что узрела в зеркале, поэтому
крепко зажмурилась. Неужели Шаталов, проснувшись утром, увидел рядом с собой на
подушке вот эту зеленую кикимору? Да… Нужно быстро что-то с собой сделать.
Затем решить кошачьи проблемы. Потом связаться с Медведем и Корнеевым, чтобы
договориться о встрече. На последнем месте, как всегда, оказалась личная жизнь.
Шаталов как-то сам собой отодвигался назадний план.
Приняв душ, Лайма еще раз посмотрела в зеркало. Кикимора все
еще была там. Человеческий облик предстояло создать практически из ничего. Она
потратила уйму времени и старалась изо всех сил, дав себе клятву больше не
пить. По крайней мере, столько.
Обеспечив Кларитина едой и водой до вечера, Лайма вышла из
квартиры и замерла перед лифтом. Вчера ночью, перед тем как напиться, она так и
не пришла ни к какому выводу: случайностью было ночное нападение или это
спланированное покушение на нее? Мысль о втором варианте была неприятной. Тем
не менее, приходилось считаться с фактами.
Получается, ей нужно держать ухо востро. Для начала пришлось
отказаться от лифта, чтобы проверить, не караулит ли ее кто внизу. Кроме
индифферентного консьержа, там никого не оказалось. Второй шаг — живой
добраться до машины. «А вдруг машина заминирована?» — мелькнула страшная мысль.
Ловить попутку? Тоже можно угодить в капкан. Вызывать такси поздно. И как
вообще жить дальше? Это же невозможно — так вот ходить и бояться всего!
Она подошла к машине и попыталась заглянуть под днище.
Присела на корточки и пошарила внизу рукой. Вытерла руку платочком, села за
руль и отважно повернула ключ в замке зажигания — семи смертям не бывать, а
одной не миновать! По дороге лихорадочно соображала, с кем бы обсудить
ситуацию. Лучше всего, конечно, с самим Борисом Борисовичем Дубняком, но где
его взять? Провалился как сквозь землю. С Корнеевым и Медведем? Но что они
смогут предложить? Отправят ее к чьей-нибудь знакомой бабушке в Урюпинск. Или
станут по очереди ее охранять. Но охрана, как свидетельствует мировая практика,
вряд ли поможет. Да и как к такому развитию событий отнесется Шаталов? Охранник
у дверей спальни! Нет, это отпадает. Вопрос, требовавший немедленного решения,
повис в воздухе.
