* * *
Я взял Селистену за руку, и в тот момент, когда уже настроился на активацию перстня перемещения великого Сивила, Селистена вдруг резко остановила меня.
– Ты чего это? – не понял я.
– Знаешь, давай-ка переместимся не прямо в избушку, а куда-нибудь поодаль.
– Зачем это?
– Ну как ты не понимаешь? – недовольным тоном заметила она. – Ночью в комнату к одинокой женщине перемещаться по меньшей мере неприлично, даже если она тебя когда-то выкормила.
Я задумчиво почесал затылок, прикинул, что и как, и был вынужден согласиться с некоторой логикой в словах Селистены.
– То есть ты намекаешь на то, что у нее уже могут быть гости? – наконец выдал я. – Что-то навроде шустрого старичка с длинной бородой?
– Да, что-то вроде твоего наставника, великого белого колдуна Серогора, – корректно поправила меня рыжая. – К тому же не такой уж он и старый.
Возразить (хотя бы для приличия) было нечего. Действительно, у моей бабаньки с Серогором давний и местами очень даже бурный роман. Из-за последствий этого романа несколько лет назад такое чудное приключение организовалось, даже вспомнить приятно. Настоящий любовный треугольник: он, она и опять она. На третьем углу утвердилась бывшая подруга Серафимы Сантана. По идее, именно Сантана собиралась выйти замуж за Серогора, но моя бабанька оказалась шустрее и увела женишка прямо со свадьбы. Кстати, этот самый женишок против такого насилия ничего не имел и безропотно позволил себя украсть.
Как вы понимаете, Сантана была слегка недовольна таким вот поворотом и решила потратить свою жизнь на праведную месть нашим голубкам. Так как эти голубки чувствовали себя виноватыми и не имели морального права кардинально с ней разобраться, месть затянулась на долгие годы. У нее не хватало сил покончить с Симой и Серогором, а они упорно не хотели ее уничтожать и каждый раз позволяли скрыться. Такие вот кошки-мышки длиной не один десяток лет.
Несмотря на неудачные попытки, Сантана с упорством, достойным более удачного применения, от своих планов не отказывалась. В последний раз, чтобы добраться до Симы с Серогором, она была особенно оригинальна – она даже вышла замуж за князя Бодуна. Далее пошло в ход обычное женское коварство, помноженное на мощь серьезной ведьмы, попытка государственного переворота, пленение моего тестя, несколько моих блестящих подвигов и, в конце концов, кардинальная разборка между всеми тремя углами любовного треугольника.
Как и следовало ожидать, наши победили, и Сантана была вынуждена бежать. Кстати, месть местью, но вот сердце Бодуна она разбила вдребезги, плюс ко всему оставила его в дурацком положении. Вроде и женат, а жена его, вместо того чтобы во дворце сидеть и вместе с ним делить все тяготы княжеского быта, где-то болтается. А это, знаете ли, прямой ущерб верховной власти. Кстати, что касается меня, то со временем все пакости Сантаны как-то подзабылись. По большому счету мне даже было ее немного жалко. Месть, конечно, дело хорошее, но ведь и все сроки мстить давно истекли. Можно было и старичков моих в покое оставить, и самой спокойно пожить. Однако я что-то заболтался, в конце концов, это забота Бодуна за своей супругой следить, а не моя.
– Извини, задумался, – пояснил я свое оцепенение моему рыжему солнцу. – Пожалуй, ты права, переместимся в мой любимый березнячок неподалеку от избушки.
– Так действительно будет лучше, – обрадовалась Селистена.
– Ребята, мы скоренько, – обратился я к замершим от удивления собакам. – Шарик, ты без меня за старшего.
Верный пес степенно кивнул головой, мол, можешь не волноваться, все будет хорошо. Я напоследок подмигнул Золотухе, прикончил остатки медовухи на столе и протянул руку Селистене:
– Ну что, пошли кутить? А то что-то давненько мы с тобой на танцульках не отрывались.
– Что правда, то правда, давненько, – вынуждена была признать Селистена и взяла меня под руку.
Я ободряюще подмигнул мелкой, провернул перстень вокруг пальца, и нас окутало знакомое синее сияние. Одно мгновение – и мы уже оказались за сотни верст от Кипеж-града, в глухом лесу неподалеку от Симиной избушки. Хотя почему это Симиной? Эта избушка с таким же успехом может называться и моей. Как-никак здесь прошло мое беззаботное детство. Именно тут я первый раз сказал «мама», сотворил первое заклинание, получил от Симы первый подзатыльник. Замечательное место, я в округе каждое дерево, каждый пенек знаю. А какой здесь воздух, какая тишина…
– Ух, е… – только и успел я выдать, прежде чем сшибить мелкую с ног и прикрыть собой ее весьма выразительное, но не очень масштабное тело.
В этот же момент над нами что-то просвистело и смачно врезалось в небольшую березку, стоящую чуть поодаль. Характерный хруст тут же подсказал мне, что деревце такого акта вандализма не выдержало. Хорошо еще, что рухнуло оно не на нас.
Где-то впереди что-то оглушительно бабахнуло, и в ночном лесу стало светло как днем. Световые эффекты были подкреплены целым дождем древесно-стружечных компонентов, весело забарабанившим по моей спине.
Выждав некоторое время и убедившись, что, по крайней мере пока, нам ничего не угрожает, я поднялся с земли. Моему примеру последовала несколько примятая Селистена.
– Что это? – осторожно поинтересовалась она, чисто автоматически отряхивая свой сарафан.
– Как что? День рождения, конечно!
Совсем рядом опять что-то жахнуло, и над макушками деревьев ввысь взметнулся столб огня.
– Во бабанька зажигает! – с уважением присвистнул я. – Я даже в ранней молодости так масштабно свои дни рождения не справлял. Что ж, пора присоединиться к вечеринке. Что это за праздник да без Даромира?
С этими словами я тоже отряхнулся и решительно направился к свету, грому и прочим непременным атрибутам праздника.
– Надо будет разузнать, как ей удается такой удивительный цвет, – тоном знатока заметил я, когда лес обдало волной лилового сияния, – на день рождения наших девчонок такой же забабахаю.
А что? Я теперь сам себе власть, так что именным указом разрешу проведение светошумовых представлений в городе. А так как такое отчебучить в Кипеж-граде могу только я один, то в общем и целом ситуация останется под моим контролем. Нет, пожалуй, это слишком…
В этот момент мы вышли на опушку, и перед нашими глазами предстало все хозяйство моей кормилицы, вернее, то, что от него осталось… На месте, где когда-то красовался справный амбар, дымилась горка обугленных бревен. Банька с веселым треском игриво сияла бушующим в ней огнем, а сама избушка напоминала скорее шалаш из бревен, чем капитальное жилье.
– А она еще смела меня ругать за то, что когда-то я совершенно случайно в сенях костер развел и мясо на огне стал жарить, – задумчиво выдал я, рассматривая знакомый до глубины души пейзаж, – я всегда знал, что моя бабанька имеет взрывной характер, но не настолько же.
