Позднее я совершил жуткую глупость. Хотя нет, не так, глупости я уже давно не совершаю, должность не позволяет. Поэтому сформулирую немного по-другому: я допустил небольшой просчет (вот так-то лучше). Этот просчет заключался в том, что я как-то случайно, между делом, познакомил Азнавура с моими домашними. Как-то медленно, но неотвратимо он стал всеобщим любимцем не только на княжеской службе, но и в моей семье. Неприятно, знаете ли, постоянно слушать, какой замечательный у меня помощник, как мне с ним повезло, как повезет девушке, с которой он свяжет свою судьбу, какие будут счастливые родители этой девушки… И все в том же духе.
В общем, в какой-то момент я вдруг отчетливо осознал, что мне вдруг стало тесно в Кипеж-граде с моим собственным помощником. Конечно, в моем рассказе больше эмоций, но именно им я привык доверяться в этой жизни. Я хотел было его уволить, но вдруг оказалось, что не смог поставить ему в вину ни одного проступка. А все мои претензии к Азнавуру, с точки зрения того же Антипа, были просто нелепыми. Вот и пришлось мне на некоторое время смириться с его присутствием в моей жизни, как на службе, так и дома.
– …так что торговые дела в княжестве у нас просто превосходные! – продолжал свое ду-ду Азнавур, обращаясь к моему тестю. – И все благодаря проведенной вами, Антип Иоаннович, реформе таможенных пошлин.
Ага, работала эта самая реформа, держи карман шире. Народец у нас ушлый, так и норовит контрабандой товары протащить. А вот после того как я прилюдно превратил двух особенно зарвавшихся купчишек в карасей и выпустил их в реку Пижку, действительно порядка поприбавилось. Караси эти, кстати, шустрые оказались и, буквально выскочив из щучьей пасти, выпрыгнули назад на пристань и на одних плавниках приползли ко мне. Я по натуре своей незлопамятный, так что тут же их расколдовал. Самое сложное тогда было вырваться из их благодарственных объятий. Вот с тех пор таможенные подати в казну поступают четко и в положенном объеме.
– …какие у вас замечательные пирожки с визигой! – выдал Азнавур и одарил своей лучезарной улыбкой Кузьминичну.
– Так ты и не ел-то их совсем! – всполошилась старая нянька, сияя, словно начищенный самовар в солнечный день.
– Много есть вредно, – тут же отозвался Азнавур, – а изумительный вкус можно прочувствовать и после одного-единственного пирожка.
Интересно, и как это можно почувствовать его вкус? Да один пирожок проскакивает вообще незамеченным! Вот пяток или десяток – это да, тут все почувствуешь как надо.
– А вы, девчонки, так и сияете, – обратился Азнавур к дочкам, – словно маленькие солнышки.
Сияют-то они сияют, но, в отличие от всех остальных, они тебя не любят, так же как и я. Не знаю, правда, почему, но не любят.
– Я вам в следующий раз обязательно леденцов принесу, на палочке.
– Не надо, – хмыкнула Лучезара.
– Почему? – искренне удивился Азнавур.
– Вы же сами говорили, что много есть, вредно, – ехидненько заметила Василина.
Ай, молодцы девчонки. Сразу видно, моя школа. И не нагрубили, и послали. А вот Азнавур, судя по всему, растерялся. Взгляд как-то заметался по горнице и вдруг остановился на Селистене. Улыбочка опять проявилась на его лице, и тонкой рукой он поправил и без того идеально уложенные волосы. Так, а вот теперь пора вмешаться! Сейчас он начнет моей Селистенке комплименты говорить, а мне их придется слушать. Ну нет, не будет такого. У нее есть законный муж, вот от него комплименты пусть и получает. Останемся наедине, я не меньше десятка наговорю, и не хуже, чем этот хлыщ.
– Азнавурчик, а ты мое задание-то выполнил? – поинтересовался я, выуживая из вазы ярко-красное яблоко.
– Какое, Даромир Серафимович?
– Как же? – картинно удивился я. – Еще вчера просил тебя внести в отдельный реестр все знатные фамилии города.
– А зачем? – хмуро заметил Антип.
– Будем на боярские телеги особые отметины ставить, дабы простой люд сразу видел, что слуги народа едут, – не моргнув глазом наплел я полнейшую ерунду. – Чтобы заранее место на дороге уступали и шапки загодя могли снять.
– Я… – промямлил ошалевший Азнавур и вдруг решительно махнул рукой. – Я к утру приготовлю!
– Да ладно, что ж я, зверь какой, можешь к обеду сделать, – смилостивился я.
Мой намек он воспринял правильно и тут же встал из-за стола.
– Большое спасибо этому дому, – благостно огласил Азнавур и эффектно поклонился. – Не хочу злоупотреблять вашим гостеприимством, и потому разрешите откланяться.
Нет чтобы просто сказать: спасибо, до свидания, а он тут такую речь толкнул.
– Посиди еще, – попыталась вмешаться Кузьминична.
– Спасибо большое, но мне действительно пора.
Азнавур еще раз поклонился и быстро покинул трапезную. Как только дверь за ним закрылась, раздался троекратный крик:
– Даромир!
Как вы догадались, это хором выразили свое возмущение Антип, Кузьминична и Селистена.
– А что Даромир? – удивился я. – Парень не выполнил задание и пошел исправляться.
– Ты его практически выставил! – возмутилась Кузьминична.
– Так воспитанные люди себя не ведут! – добавила свое веское слово моя женушка.
– Ты же боярин! – ни к селу ни к городу заметил Антип.
Я уже хотел было начать отбиваться от такого коллективного наезда, как неожиданно на мою сторону встали два маленьких, но решительных человечка.
– А нам кажется, что папа правильно сделал, – подала голосок Лучезара.
– У нас семейный ужин, а он не из нашей семьи, – резонно заметила Василина.
Все присутствующие за столом резко замолчали и повернулись к девчонкам. Только я с умиленной улыбкой, а остальные с возмущением. И пока это немое возмущение не было переведено в словесную форму, я решил резко изменить сложившуюся ситуацию. Тем более что, помимо Азнавура, есть темы поважнее, по крайней мере для меня.
– Антип Иоаннович, так вы говорите, что ваша покойная жена и мама Селистены была великая колдунья?
Горница тут же наполнилась липкой, вязкой тишиной. Впрочем, тишина как раз в мои планы не входила, я рассчитывал на совершенно противоположную реакцию. Что ж, добавим немножко.
– А как ее звали? Может, я чего о ней слышал? У меня в «Кедровом скиту» по истории колдовства на Руси всегда был высший балл.
На этот раз тишина пропала из терема, словно ее и не было. Первым звуком, ее нарушившим, оказался скрежет зубов моего незабвенного тестя. Ну ничего, зубы у него крепкие, небось выдержат. Зато теперь ему даже в голову не придет устраивать мне публичную экзекуцию, сейчас он сам выступает в роли жертвы.
– Да, папа, действительно! – тоном, не предвещающим ничего хорошего, заметила Селистена и принялась буравить огненным взором своего отца. – Рассказывай, кем была моя мать!
