— Спасибо, Кэрри… Не знаю только, когда вернусь.
— Неважно. Не имеет значения. Надеюсь, Рори тебя проводит. Если хочешь, можешь пригласить его зайти, выпить пива или чаю. Элфрида или Оскар составят вам компанию.
— Правда, можно? Хорошо, я подумаю.
— Договорились. Ну, ступай.
— Пока, Кэрри.
— До свидания, дружок. Приятного тебе вечера.
Они обнялись, Люси поцеловала Кэрри.
Наконец все ушли. Кэрри слышала, как за ними захлопнулась дверь. Она подождала минут пять — не вернутся ли, вдруг что-то забыли, — затем встала с постели, наполнила ванну, погрузилась в нее и долго-долго лежала. Потом надела джинсы, толстый свитер, причесалась, надушилась и сразу почувствовала себя намного лучше. Выздоровела, сказала она своему отражению в зеркале.
Спустившись вниз, она прошла на кухню, посмотреть, как там кеджери и Горацио. Все оказалось в полном порядке, хотя песик был вялым, явно давали себя знать вчерашние раны. В качестве компенсации за страдания кормили его по-королевски, но гулять выпускали не дальше чем на шаг от двери черного хода.
Кэрри наклонилась и погладила его по голове.
— Хочешь пойти наверх к камину? — спросила она, но Горацио только закрыл глаза и, пригревшись в своей корзине, выстланной шотландским пледом, снова погрузился в сон.
Кэрри нашла начатую бутылку сухого хереса, наполнила стакан и вернулась в гостиную. Шторы были задернуты, в камине ярко пылал огонь. Она подбросила еще полено и устроилась в кресле с утренней газетой в руках.
С улицы доносились тихие, приглушенные снегом звуки — шуршание автомобилей, шаги редких прохожих. Кэрри читала помещенный на видном месте очерк об одной известной, уже немолодой актрисе, которая снялась в популярном телесериале и неожиданно обнаружила, что купается в лучах славы. Кэрри дошла как раз до того места, где говорилось о Голливуде, когда у парадной двери раздался такой резкий звонок, что она вздрогнула.
Обычно на подобный звонок Горацио отвечал неистовым лаем. Но на этот раз он молчал — слишком хорошо помнил, как вчера поздоровался с ротвейлером.
— Проклятье, — пробормотала Кэрри.
Она опустила газету и подождала. Может, у кого-то сломался автомобиль и этот кто-то хочет воспользоваться телефоном. Или принесли рождественскую открытку. А может, трое малышей, выстроившись в ряд, затянут: «В далеком вертепе, в яслях…»
Если подождать, они, наверное, уйдут. Но тут звонок снова пронзительно заверещал. Ничего не поделаешь, придется идти. Кэрри недовольно отбросила газету, вскочила и побежала вниз, по пути включая лампы, так что холл залился ярким светом. Массивная дверь не была заперта на ключ, и Кэрри рывком распахнула ее, впустив волну холодного воздуха со снегом.
За порогом в полосе света, падающего от фонаря, стоял мужчина. Очень короткие темные волосы, теплое темно-синее пальто, поднятый воротник. В волосах и на пальто незнакомца сверкали снежинки.
Скользнув взглядом поверх его плеча, Кэрри заметила припаркованный у тротуара дорогой автомобиль. Нет, это не горе-водитель, не торговец и не исполнитель рождественских гимнов.
— Да? — сказала она.
— Прошу прощения, это Старая усадьба?
Голос приятный, знакомый акцент… скорее, интонации, чем акцент. Видимо, он американец.
— Да.
— Дом Хьюи Маклеллана?
Кэрри нахмурилась. Она никогда не слышала этого имени.
— Нет. Это дом Оскара Бланделла.
Теперь замялся он. Потом рукой в перчатке протянул Кэрри массивный ключ с привязанной к нему биркой, на которой крупными заглавными буквами несмываемыми чернилами было написано «Старая усадьба». Неуклюжий, как улика в допотопном детективном фильме. Но откуда он?
Разумеется, этому должно быть какое-то объяснение, но стоять на пороге слишком холодно. Кэрри отступила, шире распахнув дверь.
— Мне кажется, — сказала она, — вам лучше войти. Он постоял в нерешительности.
— Вы думаете?
— Конечно. Входите.
Он вошел, и она затворила дверь. Холод и непогода остались снаружи. Кэрри обернулась и посмотрела на незнакомца.
Ей показалось, что он немного смущен.
— Прошу прощения. Надеюсь, я не слишком вас потревожил?
— Ничуть. Не хотите ли снять пальто? Его можно повесить здесь, у радиатора, пусть немного подсохнет.
Он засунул ключ в карман, снял кожаные перчатки, расстегнул пальто и снял его. Одет он был очень хорошо, даже нарядно — темно-серый фланелевый костюм, галстук в тон. Кэрри взяла тяжелое пальто и повесила на старомодную стоячую вешалку из гнутого дерева.
— Наверное, я должен представиться. Сэм Ховард.
— Кэрри Саттон.
Они обошлись без рукопожатия.
— Пойдемте в гостиную. Там горит камин и гораздо уютнее. Не стоять же нам в холле.
Она пошла вперед, он последовал за ней. Поднялись, прошли лестничную площадку и вошли в просторную гостиную. Он огляделся, как если бы никогда здесь не был.
— Какая чудесная комната.
— Не ожидали, правда? — сказала Кэрри и подобрала валявшуюся газету. — Она очень хороша днем, вся полна света. — Кэрри положила газету на стол рядом со своим креслом. — Не хотите чего-нибудь выпить?
— Спасибо. Я бы с удовольствием, но я за рулем.
— Куда направляетесь?
— В Инвернесс.
— В Инвернесс? Сейчас? В такую погоду?
— Ничего, прорвусь.
Кэрри в этом сомневалась, она мысленно пожала плечами. В конце концов, это не ее дело.
— Давайте сядем, и вы расскажете, откуда у вас ключ от дома Оскара.
Его лицо приняло несколько удрученное выражение.
— Честно говоря, я и сам плохо понимаю.
Он расположился в кресле Оскара. Казалось, он совершенно успокоился и чувствовал себя, как дома. Будто и не он только что шагнул сюда из пелены снега, непрошеный и незваный. Какое удивительное у него лицо, подумала Кэрри, не то чтобы красивое, но и не заурядное. Особенно привлекали внимание глубоко посаженные глаза. Он откинулся в кресле, скрестил ноги.
— Но уверен, что мы сможем в этом разобраться. Скажите, мистер Бланделл когда-то жил в Гэмпшире?
— Да.
— У него есть дядюшка, который живет в Лондоне?
— Понятия не имею.
— А кузен, которого зовут Хьюи Маклеллан?
— Боюсь, я не смогу вам помочь. Я сюда приехала в гости и совсем ничего не знаю о семье Оскара. Я только здесь с ним познакомилась. К тому же, я два дня пролежала в постели с простудой. Так что у нас с Оскаром просто не было возможности что-нибудь разузнать друг о друге.
