— Знаешь, это уже не повторится. Никогда. Мы вдвоем, никого больше, и это место, этот день. Все происходит лишь однажды. Ты когда-нибудь думала об этом, Джудит? Бывает, конечно, почти так же, но точно так же — никогда.
Джудит поняла.
— Я знаю.
Хетер закинула свой рюкзак за спину, продела голые руки в лямки.
— Ну что, пойдем займемся альпинизмом.
И впрямь это был долгий и тяжелый подъем, разве только не так захватывало дух от высоты, как это было во время спуска. Они вздохыули с облегчением, благополучно достигнув вершины, и остановились на минутку на толстом, дернистом травяном ковре, чтобы перевести дух и бросить прощальный взгляд вниз, на безлюдный пляж, на неизменные скалы и пустынное, спокойное море.
Все происходит лишь однажды.
Хетер права. Точно так не будет уже никогда. Сколько времени пройдет, прежде чем они снова приедут сюда, в Трин?
В Порткеррис они вернулись к шести часам, прожарившиеся, просоленные и вконец измученные. Вывеска на бакалейной гласила: «закрыто», но дверь была незаперта, и, войдя, они увидели мистера Уоррена: в одной рубашке, скинув пиджак, он занимался бухгалтерией, подводя в своем крошечном кабинетике итог рабочего дня. Когда девушки вошли, он поднял голову, оторвавшись от столбцов цифр.
— А… Смотри-ка, кто пришел. Как провели день?
— Бесподобно… мы ездили в Трин.
— Знаю, мама мне сказала, — Он перевел взгляд на Джудит. — Тебе звонили, с час тому назад.
— Мне?!
— Да. Он просил, чтобы ты позвонила. — Мистер Уоррен положил ручку и стал шарить по столу. — Вот, я записал. — И протянул ей какую-то бумажку. На ней было написано всего два слова: «Позвони Эдварду».
— Он сказал, ты знаешь номер телефона.
Эдвард… Джудит почувствовала, как в ней стремительно подымается радость, от ступней вверх к самой макушке — словно сухая губка, брошенная в воду, тотчас пропитывается влагой; будто кто-то потянул за уголки ее губ, и они разомкнулись в непроизвольной улыбке. Эдвард.
— Откуда он звонил?
— Не сказал. Сказал только, что он дома.
— Кто это, Джудит? — сгорала от любопытства Хетер.
— Всего лишь Эдвард Кэри-Льюис. Я думала, он еще во Франции.
— Тогда позвони ему прямо сейчас.
Джудит заколебалась. Телефон, стоящий на столе мистера Уоррена, был единственный в доме. Хетер поняла причину ее нерешительности.
— Папа возражать не будет, правда, пап?
— Конечно, нет. Пожалуйста, Джудит, не стесняйся. И он поднялся на ноги.
Джудит была страшно смущена:
— Ах, я прошу вас, вам вовсе не нужно уходить. Ничего личного, всего лишь Эдвард.
— Я передохну минутку. Закончу потом. А сейчас пойду выпью пивка…
Хетер, сверкая черными глазами, сказала:
— Я схожу на кухню и налью тебе кружку. Джудит, давай сюда свой рюкзак, я повешу наши купальники сушиться.
Проявляя истинный такт, отец и дочь дружно поднялись по лестнице наверх и оставили ее одну. Джудит проводила их глазами, затем села за стол на место мистера Уоррена, подняла трубку старомодного телефона и продиктовала телефонистке номер Нанчерроу.
— Алло.
Это был Эдвард. Она сказала:
— Это я.,.
— Джудит!
— Я только что вернулась. Мистер Уоррен передал мне, что ты звонил. Я думала, ты еще во Франции.
— Нет, я приехал в четверг и оказался практически в пустом доме. Ни мамы, ни Джудит, ни Лавди. Мы с папчиком ведем тут холостяцкую жизнь.
— Но ведь Лавди вернулась.
— Да, но я почти не вижу ее. Она целый день пропадает на конюшне, объезжает нового пони.
— Хорошо отдохнул во Франции?
— Изумительно! Хочу тебе рассказать. Когда ты вернешься?
— Еще только через неделю.
— Я не могу столько ждать. Давай встретимся сегодня вечером. Я подумал, почему бы мне не приехать на машине в Порткеррис, мы могли бы сходить куда-нибудь выпить. Уоррены не будут против?
— Нет, конечно.
— Тогда, скажем, в восемь часов. Как тебя найти?
— Спустишься по холму и направишься по дороге на порт. «Бакалейная Уорренов», это сразу за старой Рыночной площадью. Магазин будет закрыт, но дверь с торца дома всегда открыта, войдешь через нее. Ярко-голубая дверь с медной ручкой.
— Ошибиться невозможно. — По его голосу было слышно, что он улыбается. — В восемь. Увидимся.
И он положил трубку. А Джудит продолжала сидеть у телефона, мечтательно улыбаясь, прокручивая в мыслях все сказанное им и вспоминая интонацию его голоса. Он едет. Хочет рассказать ей о Франции. «Я не могу столько ждать». Он хочет видеть ее. Он едет.
Переодеться, принять ванну, промыть волосы после морской воды. Надо поторопиться. С новыми силами она вскочила со стула и побежала вверх по крутой лестнице, перепрыгивая через две ступеньки подряд.
Джудит сидела у себя в спальне и подкрашивала губы, когда вдруг услышала, как из-за угла завернула машина и остановилась у закрытых ставнями окон бакалейной лавки. Она отложила помаду, распахнула окно и, высунувшись наружу, увидела внизу синий «триумф», из которого вылез длинноногий молодой человек. С мягким металлическим звуком захлопнулась дверца.
— Эдвард!
Он замер, услышав ее голос, потом посмотрел наверх. С высоты он казался коренастее.
— Ты точь-в-точь Рапунцель
[49]
, — заявил он, — Спускайся.
— Я мигом.
Она подхватила свою белую сумочку, кинула последний беглый взгляд в зеркало и вышла из комнаты. Пробежала по пролетам лестницы, отворила синюю дверь и очутилась на улице. На мостовой, еще не успевшей остыть от дневного зноя, лежали длинные тени; Эдвард ждал ее, прислонившись к сияющему капоту своего автомобиля. Он протянул руки ей навстречу, она подошла, и они поцеловались, сначала в одну щеку, потом в другую. На нем были ржаво-красные холщовые штаны, сандалии на веревочной подошве и белая с голубым рубашка апаш. Рукава закатаны до локтей, кожа покрыта густым загаром, а волосы выгорели на средиземноморском солнце.
— Ты прекрасно выглядишь, — сказала она,
— Ты тоже.
Его простецкий вид успокоил ее и прибавил уверенности; сама она не поддалась искушению вырядиться как на парад и после ванны просто надела чистое бумажное платье, голубое в белую полоску, и белые легкие туфли на босу ногу.
