— Предоставил это тебе.
— Я сама так решила. Я не позволила бы ему остаться. Это я заставила его уехать. Не хотела скандалов, неприятных сцен, не хотела слов, которые лучше не произносить.
— Вряд ли ты ожидала, что меня это обрадует.
— Я ухожу, Алек. Навсегда.
— Ты покидаешь «Глубокий ручей»?
— Да.
Это поразило его еще больше, чем то, что она его бросает.
— Я всегда думал, что этот дом значит для тебя больше, чем все остальное.
— Уже нет. В любом случае это твой дом.
— А твои лошади?
— Я беру их с собой. Стрикленд организовал их перевозку в Виргинию.
Как обычно, Эрика поставила его перед свершившимся фактом. Она всегда так поступала, когда была настроена добиться своего. Стрикленд, «Глубокий ручей», ее лошади — она все продумала до мелочей. Но Алека все это мало интересовало. Для него имел значение только один вопрос. В нравственной трусости упрекнуть Эрику он не мог. И потому молчал, ожидая, когда она продолжит. Но она сидела, безмолвно наблюдая за ним, ее серые глаза смотрели на него с вызовом, не мигая. Ждет, догадался он, когда он сделает первый выстрел, который положит начало борьбе за то единственное, что было по-настоящему важно.
— А Габриэла?
— Габриэлу я забираю с собой, — ответила Эрика.
Бой начался.
— Ну уж нет!
— Давай без крика, ладно? Выслушай меня, пожалуйста. Я ее мать и имею столько же прав, сколько и ты, даже больше, решать судьбу нашей дочери. Я уезжаю в Америку. Еду туда жить, и здесь уж ничего не изменишь. Если я заберу Габриэлу с собой, она будет жить с нами. У Стрикленда прекрасный просторный дом, большой участок земли. С теннисными кортами, бассейном. Для девочки возраста Габриэлы это замечательная возможность — молодежь великолепно проводит время в Америке, там все устроено для молодых. Пусть она использует этот шанс. Не лишай ее перспектив.
— А как же школа? — тихо спросил Алек.
— Я заберу ее из школы. Будет учиться там. В Мериленде есть очень хорошая школа…
— Я ее не отпущу. Не хочу ее потерять.
— Алек, ты ее не потеряешь. Никто не запрещает тебе видеться с ней. Будешь общаться с ней, когда захочешь. Она будет тебя навещать. Можешь возить ее в Гленшандру на отдых со всеми. По сути мало что изменится.
— Я не отпущу ее в Америку.
— У тебя нет выбора, как ты не понимаешь. Даже если мы станем делить ее через суд, как бы ты ни старался, десять к одному, что Габриэлу отдадут мне, потому что ребенка с матерью разлучают только в самом крайнем случае. Я должна быть наркоманкой, либо нужно доказать, что я вообще не способна воспитывать свою дочь — только тогда суд задумается, следует ли отдать ее тебе. И представь, как этот кошмар отразится на Габриэле. Она и без того ранимый ребенок. Не хватало еще, чтобы мы втягивали ее в безобразное судебное разбирательство.
— Что для нее может быть страшнее, чем развод родителей? Страшнее, чем необходимость ехать в чужую страну, жить в чужом доме под одной крышей с человеком, которого она едва знает?
— Что ты предлагаешь, Алек? Решение мы должны принять сейчас. Времени на раздумья нет. Поэтому я и приехала сегодня. Она должна знать, что ее ждет.
— Я не позволю, чтобы она уехала.
— Хорошо, чего ты хочешь? Чтобы она жила с тобой? Ты не в состоянии заботиться о ней, Алек. У тебя нет на нее времени. Даже если она останется здесь в школе-пансионе, что она будет делать в каникулы? Как ты себе это представляешь? Ты ведь целый день на работе. И не говори, что за ней присмотрит миссис Эбни. Габриэла — умная девочка, и миссис Эбни, как ты понимаешь, не самое интересное для нее общество. У старушки только две темы для разговора: последние серии «Перекрестка»
[17]
и ее дурацкая канарейка. А куда ты денешь Габриэлу, когда тебе придется лететь по делам в Токио или Гонконг? Возьмешь с собой?
— Я не могу просто так взять и отдать ее тебе. Как ненужную вещь, — сказал он.
— Да пойми: ничего такого не произойдет, если мы сделаем, как я говорю. Ну да, мы разошлись, для ребенка это ужасно, но Габриэла не первая и не последняя девочка, родители которой расстались. И потом, мы можем выработать толковый план действий, сделать так, чтобы Габриэла не очень страдала. Мне кажется, то, что я предлагаю, это идеальный вариант. На следующей неделе она улетит со мной. Чтобы не тянуть резину: сказано — сделано. И сразу же окунется в новую жизнь: пойдет в новую школу, заведет новых друзей. — Она улыбнулась, и впервые в ней проглянула прежняя Эрика — очаровательная, благожелательная, обладающая даром убеждения. — Алек, давай не будем ссориться из-за дочери. Я знаю, Габриэла тебе очень дорога, но ведь она и мой ребенок тоже, это я ее вырастила. И мне кажется, не так уж плохо я ее воспитала и заслуживаю немного доверия. Оттого, что тебя не будет рядом с ней, я не перестану о ней заботиться. И Стрик очень хорошо к ней относится. Живя с нами, она будет иметь все самое лучшее. У нее будет замечательная жизнь.
— Мне казалось, я и создаю ей все условия для замечательной жизни, — сказал он.
— Конечно создаешь, Алек. Разве кто спорит? И никто не собирается лишать тебя этого права. Она будет приезжать к тебе, когда захочешь. Это мы уже обсудили. Она будет полностью в твоем распоряжении. Это будет здорово, вот увидишь. Соглашайся. Ради всех нас. Отпусти ее со мной. Это лучшее, что ты можешь для нее сделать. Я точно знаю. Не будь эгоистом… Ради Габриэлы.
— Знаю, мама уже тебе сообщила, объяснила, как все будет, — сказал Алек. — Но я хотел сам поговорить с тобой. Если тебя что-то тревожит…
Слушая себя, он поражался нелепости собственных слов. Мир Габриэлы рушился, а он говорил об этом как о некоей бытовой проблемке, которую он может устранить в считанные секунды.
— То есть… Все произошло внезапно. Мы не успели ничего обсудить, а через неделю ты улетаешь. Я не хотел, чтобы ты уехала, думая, что я не попытался увидеться с тобой. Жаль, что у нас мало времени, чтобы обо всем хорошенько поговорить с тобой. Ты обиделась, что мы не обсудили это с тобой?
Габриэла пожала плечами.
— От этого мало что изменилось бы.
— Ты была удивлена, когда мама сообщила тебе про себя и Стрикленда?
— Я знала, что он ей нравится. Но ей нравятся многие лошадники. Никогда не думала, что она захочет уехать с ним в Америку.
— Она собирается за него замуж.
— Знаю.
Они медленно брели по пустынному спортивному полю — рядом, но по отдельности. День был ужасный — английская зимняя погода в ее худшем проявлении. Холод, застылость, промозглость, туман. Ни ветерка в сучьях голых деревьев, мглистое безмолвие нарушали лишь крики грачей. Вдалеке стояло здание школы, размещавшейся в бывшем загородном особняке. Некогда это было элегантное сооружение с пристройками и конюшнями; теперь в нем располагались спортивные залы и классные комнаты. В школе шли занятия, но Габриэле разрешили пропустить урок биологии, чтобы поговорить с отцом. Через некоторое время прозвенит звонок и на улицу выбегут девочки, одетые для игры в хоккей или нетбол.
[18]
Укутанные в свитера и полосатые шарфы, они будут с криками и визгом бегать по полю, жалуясь друг другу на холод. Но сейчас здание, в котором светились лишь несколько окон, казалось заброшенным, лишенным жизни.
