— Не надо никому ничего говорить, — сказала она.
— Почему? — нахмурилась Сильвия.
— Никому не нужно знать об этом.
— Но это же преступление.
— Мэй — очень старая женщина…
— Нужно из ума выжить, чтоб послать такое.
— Возможно… Возможно, она немного… — у Евы язык не поворачивался произнести слово «сумасшедшая», — не в себе, — закончила она тихо.
Джеральд опять рассматривал конверт.
— Письмо отправлено вчера. Мэй вчера ходила в деревню?
— Не знаю, Джеральд. Она постоянно таскается на почту. Как на прогулку. Ходит за пенсией, покупает мятные леденцы, шерстяную штопку.
— Девушка, что работает на почте, вспомнит ее?
— Да ей и не обязательно ходить на почту. У нее в сумке всегда есть книжечка марок. Я постоянно прошу у Мэй марки. Она могла просто бросить письмо в почтовый ящик и вернуться домой.
Джеральд кивнул, соглашаясь с женой. Они погрузились в молчание. Ева, внутренне содрогаясь, представила, как Мэй, в своей шерстяной шапке, с трудом передвигая ноги, выходит из ворот Тременхира, бредет по дороге в деревню, опускает свое злобное письмо в красный почтовый ящик.
Сильвия остановилась у камина, взяла сигарету из пачки, лежавшей на каминной полке, закурила и устремила взгляд на пустую нечищеную каминную решетку.
— Она всегда меня терпеть не могла, — снова сказала Сильвия. — Я всегда это знала. Мне кажется, я слова доброго ни разу не слышала от этой старой коровы.
— Не называй ее так! Не называй Мэй коровой. Она не корова. Может, она и послала тебе это гадкое письмо, но лишь потому, что она стара и не понимает, что делает. Если кто-то узнает об этом… Если мы сообщим в полицию или еще кому-то, начнутся расспросы, и никто не поймет… И Мэй тогда окончательно тронется умом… И ее заберут… и…
До этой минуты ей, пусть с большим трудом, удавалось сдерживать слезы, но теперь ее прорвало. Джеральд вскочил со стула, подбежал к дивану, где она сидела, обнял ее, прижал к себе ее лицо. Она ощутила знакомое тепло его груди и разрыдалась в лацкан его синего пиджака. Ее плечи вздымались и опускались от плача.
— Ну, будет, — сказал Джеральд, успокаивая ее так же, как некоторое время назад она сама увещевала Сильвию, — ласковыми словами и похлопываниями по спине. — Все хорошо. Все хорошо.
Наконец она взяла себя в руки и извинилась перед Сильвией.
— Прости. Мы пришли помочь тебе, а тут я сама расклеилась.
Сильвия рассмеялась. Может быть, и невесело, но, по крайней мере, по-настоящему.
— Бедный Джеральд. Вот навязались две истерички на твою голову. Мне, право, неловко, что я вывалила на вас свои проблемы, но я подумала, что вы должны об этом знать. Понимаете, когда я вскрыла конверт и прочитала эти мерзкие строки, я испытала шок и сразу подумала, что это Мэй. — Сильвия перестала мерить шагами комнату. Остановившись у дивана, она нагнулась и поцеловала Еву в щеку. — Не переживай. Я больше не буду расстраиваться из-за этого. И я знаю, что ты очень привязана к ней…
Ева высморкалась. Джеральд глянул на свои часы.
— Думаю, нам всем не мешало бы выпить, — сказал он. — Полагаю, Сильвия, у тебя в доме нет бренди?
Бренди у Сильвии нашлось. Они выпили по бокальчику, обсудили ситуацию. В конце концов решили никак на это не реагировать и никому не сообщать. Если письмо отправила Мэй, сказал Джеральд, можно надеяться, что на этом она успокоится. Не исключено, что она уже и не помнит про свою выходку, поскольку страдает забывчивостью. Но если подобное повторится, Сильвия должна немедленно сообщить об этом Джеральду.
Сильвия согласилась. Что касается письма, она намеревалась его сжечь.
— А вот этого делать не надо, — веско сказал Джеральд. — Как знать? Если это плохо кончится, оно, возможно, нам понадобится в качестве вещественного доказательства. Если хочешь, я буду хранить письмо у себя.
— Ну уж нет. Не хватало еще, чтобы эта зараза осквернила Тременхир. Нет, уж лучше я запру письмо в ящике своего стола и забуду про него.
— Только не сжигай.
— Обещаю, Джеральд. — Сильвия улыбнулась. Знакомой обаятельной улыбкой. — Господи, какая же я дура. Нашла из-за чего расстраиваться.
— Вовсе не дура. Анонимка кого хочешь испугает.
— Прости, — сказала Ева. — Мне ужасно стыдно. Здесь есть доля и моей вины. Но если ты попытаешься простить бедняжку Мэй и войти в мое положение…
— Конечно. Я все понимаю.
Короткое расстояние до Тременхира они проехали в молчании. Джеральд припарковал автомобиль во дворе, и они вошли в дом через черный ход. Ева прошла через кухню к «черной» лестнице.
— Ты куда? — спросил Джеральд.
Она остановилась, держа руку на поручне, и глянула на него через плечо.
— Хочу проведать Мэй.
— Зачем?
— Я ничего ей не скажу. Просто хочу убедиться, что с ней все в порядке.
К тому времени как они пообедали, Ева едва держалась на ногах от мучительной слепящей головной боли. Джеральд заметил, что этому вряд ли стоит удивляться, — из-за сложившихся обстоятельств. Ева приняла две таблетки аспирина и прилегла отдохнуть, что случалось с ней крайне редко. Аспирин подействовал, и она проспала до вечера. Разбудил ее телефонный звонок. Глянув на часы, она увидела, что уже начало седьмого. Она сняла трубку.
— Тременхир.
— Ева.
Звонил Алек из Шотландии. Хотел поговорить с Лорой.
— Ее нет, Алек. Ивэн повез ее в Пенджицаль. Вряд ли они уже вернулись. Сказать ей, чтобы она тебе перезвонила?
— Нет, я сам позже позвоню. Где-то в девять.
Они еще немного поговорили и попрощались.
Какое-то время Ева лежала и в открытое окно смотрела на плывущие облака. Головная боль, слава богу, прошла, но она почему-то по-прежнему чувствовала себя очень усталой. Однако пора было готовить ужин. Вскоре она встала и пошла в ванную, чтобы принять душ.
Дорога, ведущая на вершину скалы, была разбитой, извилистой и настолько узкой, что кусты утесника, росшие по обеим ее сторонам, царапали машину Ивэна. За покрытыми желтыми цветочками кустами, источавшими запах миндаля, лежали поля, где паслись молочные коровы. Поля были маленькие, неправильной формы, объединенные в целостный мозаичный узор высившимися между ними каменными ограждениями. Сама местность была каменистая, и тут и там на зеленых пастбищах виднелись участки обнаженного гранита.
Наконец дорога уперлась в ферму. Какой-то мужчина на тракторе загружал навоз на погрузчик. Ивэн выбрался из машины и направился к фермеру.
— Привет, Гарри, — громко поздоровался он, стараясь перекричать рев трактора.
