Зато второй домик во дворе, похоже, уже проснулся. Из его единственной трубы шел дым, дверь была распахнута. Пока Габриэла рассматривала дом, в дверях появилась девушка в длинной темной юбке и белой балахонистой рубахе типа саккоса с отделкой из загрязнившегося кружева, какие обычно носят певчие. Она остановилась, наслаждаясь теплой свежестью летнего утра, а затем с некой природной грацией опустилась на порог, залитый солнцем.
Занятно. Молодая женщина на пороге своего дома в восемь часов утра, сидит, никуда не торопится, ничего не делает. Это что-то новенькое.
Да разве это жизнь, мой друг,
Коль некогда взглянуть вокруг?
Габриэла смотрела на девушку. Та, почувствовав на себе чужой взгляд, подняла голову и увидела ее.
— Привет, — поздоровалась она.
— Привет, — ответила Габриэла.
— Чудесное утро.
— Да. — Габриэла направилась к домику. — Это точно.
На вид девушка была совсем молоденькая. Из-за пышной копны кудрявых волос ее маленькая головка казалась несуразно огромной. Ноги босые, руки унизаны кольцами.
— Откуда ты взялась? — спросила она.
Выглядела девушка, как худосочная цыганка, но голос у нее был звучный, сильный. Судя по ее манере произношения — она тянула гласные, — девушка была родом с севера Англии.
— Приехала сегодня утром. На поезде.
Габриэла подошла к ней. Девушка подвинулась на пороге, освобождая для нее место. Габриэла села рядом.
— Что ж, будем знакомы. Друзилла, — представилась девушка.
— Габриэла.
— Ты погостить приехала?
— Надеюсь.
— Значит, нашего полку прибыло!
— Ты здесь живешь?
— Да. У меня есть малыш. Он в доме, спит еще. Вот я и вышла сюда. Приятно посидеть немного в тишине.
— И давно ты здесь живешь?
— Пару месяцев. До этого обитала в Ланьоне. А вообще-то я в этих краях уже год.
— Ты здесь работаешь?
— Нет, не работаю. С Джошем сижу. Я флейтистка, — добавила она.
— Извини, не поняла?
— Флейтистка. На флейте играю.
— В самом деле? — Все интереснее и интереснее. — То есть ты профессиональный музыкант?
— Точно. Музыкант. Играла в оркестре в Хаддерсфилде — это мой родной город, — но потом оркестр перестали финансировать, и я с тех пор фактически нигде не работала. Поехала в Лондон, пыталась там куда-нибудь устроиться. Увы, не повезло.
— И чем ты занималась?
— Встретила парня. Кева. Он — художник. У него был свой угол в Эрлз-Корт,
[45]
я стала жить с ним. В Лондоне ему не очень везло, и мы решили приехать сюда. Здесь уже обосновались его приятели, и они помогла нам найти жилье. Мы снимали маленький домик на пустоши, в Ланьоне, так себе жилье. С этим не сравнить. Даже туалета не было.
— Сколько твоему малышу?
— Десять месяцев.
— И… Вы с Кевом все еще вместе?
— Боже, нет. Он меня бросил. Вернулся в Лондон. Мне пришлось выселиться: домовладелец был против, чтобы я жила там одна. Да и я все равно не смогла бы платить за жилье.
— И как ты поступила?
— А что мне оставалось? Выселилась. Мэти Томас… Ты знаешь Мэти Томаса?
— Я никого не знаю.
— Он приютил меня у себя на пару ночей, а потом Ивэн привез меня сюда. Ивэн — компаньон Мэти.
— Он только что накормил меня завтраком.
— Правда? — Друзилла улыбнулась. — Красавчик, да? Потрясный парень. Я от него без ума. Охотно завела бы с ним роман.
— Его мать?..
— Ева? Чудный человек. И адмирал тоже. Ты знакома с адмиралом?
— Нет, я никого здесь не знаю, я же говорила.
— Собственно, вот и все наше общество. — Габриэла застала Друзиллу в благом расположении духа, когда ее тянуло на откровенность. — Правда, есть еще старая няня, дряхлее, чем сам Господь Бог, и противная, жуть. — Друзилла задумалась. — Хотя нет, — она поморщила нос, — я к ней несправедлива. В целом она неплохая старуха. В Труро ездит каждую среду, в свой выходной. Однажды я попросила ее купить бутылку «Райбины»
[46]
для Джоша, здесь на почте этого не бывает. Как-то она привезла ему маленького кролика. Не настоящего, игрушечного, с ленточкой на шее. Такой игрушки у него никогда не было. С ее стороны это было очень мило. Но видела бы ты ее лицо, когда она отдавала его мне! Кислое, будто лимонов объелась. Бывают, конечно, на свете странные люди. Но старики вне конкуренции.
— Кто еще здесь живет?
— Лора. Какая-то родственница адмирала. Приехала сюда поправить здоровье. Она перенесла операцию. Но она здесь не живет. Просто гостит. Ну и наведываются еще всякие дармоеды. Таскаются туда-сюда. Потом есть садовник и его жена — она помогает иногда по дому. И еще одна женщина, миссис Мартен, она в деревне живет, но я ее терпеть не могу.
— Она тоже по дому помогает?
— Что ты, нет. Она — подруга Евы. На мой взгляд, чванливая стерва. Слова доброго мне ни разу не сказала и на Джоша ни разу не взглянула. И дня не бывает, чтобы она не появилась здесь. То одно ей нужно, то другое. Пользуется добротой хозяев. Понимаешь?
Габриэла не понимала, но, не желая прерывать поток интереснейшей информации, согласно кивнула.
— Честно говоря, мне кажется, ей не нравится, что я здесь живу. Хочет, чтобы все внимание доставалось ей. Тут на днях вечером приходила на коктейль… Они все сидели на солнышке перед домом Ивэна, пили шампанское. Адмирал и меня позвал. Но я как увидела ее, сказала «нет», ушла в дом и закрыла за собой дверь. А они шампанское пили. Я бы тоже не отказалась…
Друзилла умолкла на полуслове, ибо позади них, в доме раздался негодующий плач маленького ребенка, который только что проснулся и думал, что его бросили.
— Это Джош. — Друзилла поднялась с порога и скрылась в доме.
Через минуту она вновь появилась с малышом на руках. Она села, поставила сына на землю пухлыми голыми ножками, зажала его между коленями. В мятой ночной сорочке, он был невероятно толстеньким и смуглым. Черные глаза, как пуговки; волосы реденькие.
— Так кто мой утенок? — нежно обратилась к малышу Друзилла, прижимаясь губами к его пухлой шейке.
Не обращая внимания на мать, он с любопытством рассматривал Габриэлу. Потом улыбнулся, обнажив два маленьких зубика. Габриэла протянула к нему руку. Он схватил ее за палец и потащил его в рот. Она не позволила, он обиделся, заревел. Друзилла снова поцеловала его, прижала к себе и принялась неспешно раскачиваться с ним взад-вперед.
