— Так и есть. Сначала — старый друг, потом Возницын.
— Интересно, для кого она напомадилась…
Люба удивленно взглянула на них, и Лайма пояснила:
— Соня очень хорошо выглядела. Накрасилась, туфли на
каблуке надела. Собралась по полной программе.
— Для Возницына, — уверенно заявила Люба. —
Она жалела, что его бросила. Возницын — ее тип мужчины. Кроме того, он отец ее
ребенка.
— Почему вы в этом так уверены? — пожал плечами
Болотов. — Она могла навешать вам на уши лапши.
— Зачем?! — хором возмутились подруги.
— Мало ли. Женщины часто врут просто потому, что им
нечем скрасить жизнь. Такая своеобразная романтика. Может, с отцом своего
ребенка ваша Соня встретилась в каком-нибудь баре и даже не знает, как его
фамилия. Но чтобы вас тронуть, она заявила, что папаша — Возницын. С ним у нее
были серьезные отношения, вы его отлично знали и могли ей от души
посочувствовать.
— Есть же тесты на отцовство, — возразила
Люба. — Нам она могла соврать, но обмануть Возницына ей вряд ли удалось
бы.
— А она всем сказала, — подхватила Лайма, —
что едет к нему для серьезного разговора. И няньке сказала, и мне!
— Мало ли, что она наплела, — не сдавался
Болотов. — Женщина подобна продавцу на восточном базаре: так все
приукрасит, что миллион отдашь за старый башмак.
Лайма покачала головой, а Люба, которая меняла извивающемуся
Пете подгузник, неуверенно согласилась:
— У нас в самом деле нет никаких доказательств.
— И Возницын говорит, что он с Соней не встречался уже
целый год… — растерянно согласилась Лайма. — Очень все это загадочно.
Она рассказала, как предполагаемый Петин папаша прыгнул в
реку, держа в руках авоську с булыжником. Подробности преследования пришлось
опустить, чтобы не шокировать Болотова.
В этот момент в прихожей прозвенел звонок, и все трое
настороженно переглянулись.
— Может, милиция? — пробормотала Люба, мелкими
шажками продвигаясь к двери. — Вдруг у них какие-то новости?
Однако за дверью обнаружилась не милиция, а Сонина соседка
Поля, которую Лиза с Лаймой знали как особу чрезвычайно болтливую и назойливую.
Она постоянно ходила по соседям с целью выяснить, кто чем занят, чем ужинает,
что смотрит по телевизору, что новенького приобрел из мебели или посуды.
Работала Поля ночной уборщицей и именно таким образом, вероятно, восполняла
дефицит общения.
— Привет! — воскликнула она, вытягивая шею, чтобы
заглянуть в комнату. — Что это у вас Петюня так голосит? С нянькой воюет?
Ишь какой — наизнанку вывернется, а своего добьется! Настоящий мужик растет.
Уважаю.
— Сони нет, — невпопад сообщила Люба.
— А где она? — Поля не собиралась уходить вот так
сразу. Глаз у нее был наметанный, она точно знала, что интеллигентные люди ее
за порог не вышвырнут. Тут можно вдоволь языком почесать.
— В том-то и дело, что этого никто не знает, —
серьезно сказал Болотов, появляясь в коридоре.
— Ой! — зарделась Поля, которая каждого мужчину
воспринимала как потенциального любовника. — Безумно приятно с вами
познакомиться.
— Взаимно, — кротко ответил Болотов и сразу же спросил:
— Когда вы видели Софью в последний раз?
— А чего с ней случилось? — тут же вскинулась
та. — Померла?
— Почему — померла? — пискнула Люба.
— А почему — в последний раз-то?
— Имеется в виду ваша с ней последняя встреча, —
Болотов был само терпение. — Когда лично вы ее видели?
— А-а! — Поля, вертлявая и модно взлохмаченная, с
чистыми, но обломанными ногтями, хлопнула себя по лбу. — Я-то ее видела в
пятницу. Недалеко отсюда, возле метро. Там, где магазинчик «Подарки», знаете?
Поскольку все смотрели на нее молча, она поспешно
продолжила:
— Девятый час уж был. Минут двадцать девятого. А она
несется вся расфуфыренная. С хахалем, наверное, куда-то намылилась ехать. Прямо
налетела на меня. Такая была взволнованная, ничего перед собой не видела.
— А почему с хахалем, Поля? — осторожно спросила
Лайма. — С ней кто-то был?
— Был, — уверенно кивнула та. — Только я не
знаю — кто. Не видала. Она к киоску за сигаретами метнулась. Назад голову
повернула и крикнула: «Я быстренько!» Ну, будто кто в машине возле тротуара ее
остался ждать.
— И вы не взглянули — кто там такой? — не поверил
Болотов.
— А машину, машину запомнили? — разнервничалась
Люба.
— Вроде белая была машина, вся такая здоровая,
иностранная. И стекла темные! Но точно не скажу, в ней ли Соня ехала или нет —
грузовичок к киоску подрулил, обзор мне закрыл, — с огорчением призналась
Поля. — Не успела я засечь, кому Соня там крикнула… Но она вся такая была
— ух! Точно: свиданка у нее случилась в тот вечер. А чего, она ночевать не
приходит?
— Поля, а пакет у нее пластиковый с собой был? —
осторожно поинтересовалась Лайма, не ответив на вопрос. — Такой белый
пакет, красивый, с пеликанами?
— Не, — покачала головой Поля, нервно
перетаптываясь. — Не было пакета. Только сумочка на плече висела. И шарф
на шее.
— Какой шарф? — хором спросили Лайма и Болотов.
Никакого шарфа на Соне в пятницу они не видели. И вообще —
кто станет надевать на себя шарф теплым летним вечером?
— Такой желтый, а по полю — закорючки черные. Красивый
шарф, нежный. Прям настоящий шелк. Я его даже хотела потрогать. Но Соня так
спешила, что мы и двух слов не сказали.
— Она, наверное, поздоровалась с вами? —
предположила Люба. — Когда налетела?
— Ясное дело. Ой, говорит, Поля, это ты? Привет, я так
тороплюсь, так тороплюсь! И все.
— Значит, она к киоску за сигаретами побежала, а вы… —
подначил ее Болотов.
— А я в автобус села, он как раз подошел.
— Видели, какой марки сигареты она купила?
— Ну нет. Мне ехать надо было, а там на остановке и так
толпа, я еле влезла. Пятница, вечер — чего вы хотите? Зачем я стоять-то буду?
— А вы из автобуса не посмотрели: что за машины у
обочины припаркованы? — спросила Лайма. — Может, кроме той, белой с
темными стеклами, еще какая-то приткнулась?
Почему-то ей казалось, что Поля по складу своего характера
просто обязана была дознаться, с кем ее соседка ходит на свидания.
— Я хотела, — горячо заговорила та и даже
всплеснула руками. — Но там кондукторша была — такая мымрища! Я еще ногу
не занесла на ступеньку, а она уже протиснулась на заднюю площадку и граблю
свою загребущую протянула. Пока я мелочь доставала, автобус уже от остановки
далеко уехал, и я все на свете прозевала.
