Живая Лайма оказалась гораздо симпатичнее, чем на
фотографиях. Раньше, когда она преподавала английский в захудалом вузе, у нее
было совсем другое выражение лица — более смиренное, что ли. Сейчас она твердо
стоит на ногах и смотрит немного свысока, но ему это только на руку. Ее
командирские замашки помогут осуществлению его замечательного плана.
— Итак, я вас слушаю, — заявила потенциальная
жертва, заняв рабочее место и сложив перед собой руки: бесцветный лак на
ногтях, на запястье — узкие часы на темном ремешке и всего одно колечко на
пальце.
Дубняк обежал взглядом кабинет. Все предметы на столе
простые и изящные. Мебель светлая, с закругленными краями. Акварели на стене,
пронизанные солнцем, рождают в груди щемящее ощущение счастья. Он бы никогда не
смог сосредоточиться в такой комнате. Значительные дела должны вершиться в
полумраке.
— Я вас слушаю, — еще раз повторила Лайма и, взяв
ручку, нацелила ее на белый лист, словно незваный гость собирался ей что-то
диктовать.
— Ваш центр временно закрывается, Лайма
Айваровна, — сказал Дубняк и положил ногу на ногу. Лайма вскинула на него
обеспокоенный взгляд. — И в связи с этим я хочу предложить вам работу.
Очень ответственную работу, — добавил он.
— Почему же центр закрывается? — спросила хозяйка
кабинета, и Дубняк поразился ее внешнему хладнокровию. Только глаза у нее
потемнели, из дымчато-серых в считанные секунды превратившись в графитовые.
— Здание находится в аварийном состоянии.
— Вы имеете в виду протекший кран в мужском
туалете? — холодно поинтересовалась она.
— Не в моей компетенции обсуждать такие вопросы, —
парировал Дубняк.
— А что же тогда в вашей компетенции?
— Вы.
— Не понимаю.
Лайма была озадачена. Опыт работы с людьми многому ее
научил, ее трудно было поставить в тупик. Но этот странный маленький человек
сразу произвел на нее гнетущее впечатление. Взгляд у него был какой-то
нехороший, словно он замыслил подлое дело и прикидывал, как ловчее с ним
справиться.
— Объяснитесь, пожалуйста, — попросила она. Даже
не попросила, а потребовала.
Дубняк достал удостоверение и подержал его у Лаймы перед
носом, ни на секунду не выпуская из рук. Документом он дорожил. Не только
потому, что отвечал за него головой, нет. Он давал Дубняку ощущение свободы. И
почти безграничных возможностей в мире обычных людей. Всякая дверь открывалась
с помощью этого документа. Всякий рот развязывался. И на эту девицу
удостоверение тоже произвело впечатление.
— Ах, вон оно что, — пробормотала она и взглянула
на своего визави более внимательно.
— Однажды вы уже участвовали в нашей операции, —
Дубняк приосанился и торжественно заключил:
— Пришло время еще раз помочь своей стране.
— Ерунда! — неожиданно заявила Лайма. — Если
бы я хотела стать разведчицей, то стала бы ею. У меня гуманитарное образование
и ярко выраженное стремление выйти замуж. Вы не можете меня заставить.
— Конечно, нет! — замахал руками Дубняк. —
Боже упаси! Мы никогда никого не заставляем.
Лайма насторожилась. Последние слова ей совсем не
понравились. И интонации Бориса Борисовича тоже не понравились. Он уверен в
том, что победит, на все сто. Неужели в службе государственной безопасности на
нее есть какой-нибудь компромат? Чем она могла провиниться? Забыла заплатить за
булочку в магазине? Задолжала за телефон? Задавила кошку депутата
Государственной думы? У непрошеного гостя тем временем лицо сделалось таким
умильным, словно ему только что вернули крупную сумму денег.
— А что я должна делать? — спросила Лайма,
принимаясь барабанить пальцами по столу.
— Об этом мы поговорим, когда вы дадите свое
принципиальное согласие.
— Не дам.
— Ну… Вообще-то… Конечно. В ближайшее время вы будете
очень заняты…
— Чем это? — мрачно спросила Лайма.
Ей хотелось избавиться от этого человека как можно скорее.
Он был, словно кусочек метеорита — не опасный сам по себе, но напоминающий о
той страшной и неведомой силе, частью которой являлся,
— Вы же не бросите в беде вашу бабушку! Предстоят
большие хлопоты, расследование, суд… Родственники потерпевшего требуют
сатисфакции. Они во что бы то ни стало решили добиться того, чтобы ваша бабушка
села.
— В тюрьму?!
— Она наехала на пешехода! В ее возрасте не следует
водить автомобиль. Вероятно, она лет тридцать не сидела за рулем — и вот результат.
— Машину у нее угнали! — захлебнулась возмущением
Лайма. — Она ведь подала заявление об угоне!
— Конечно. Задавила человека и подала. Чтобы избежать
наказания. Бросила машину в чужом дворе, а сама отправилась домой и решила, что
все как-нибудь утрясется.
— Вы не можете посадить в тюрьму старого человека! И к
тому же невиновного!
— Почему это? — Дубняк сделал бровки
домиком. — Она уже лет семьдесят как совершеннолетняя и должна нести
ответственность за свои поступки. Конечно, — добавил он медовым голосом, —
если вы вдруг передумаете и решите все-таки нам помочь… Мы тоже вам поможем.
— Вы меня шантажируете! — воскликнула Лайма.
— Просто прошу проявить благоразумие, не более того.
Лайма встала и прошлась вдоль стола, потирая лоб ладонью.
Мысли брызнули в разные стороны, словно мальки из дырявого сачка. Что делать?
Как поступить? Отдать бабушку Розу на растерзание родственникам пострадавшего?
Суду? Бабушка этого не переживет. Конечно, она дама своеобразная, но у нее
обостренное чувство справедливости. Если Розу обвинят в том, чего она не
совершала, ее дух будет сломлен.
Бабушка Роза была особой взбалмошной и всегда напоминала
Лайме состарившуюся Мэри Поппинс. Она повсюду ходила с зонтом, любила выражать
недовольство вслух и, беззастенчиво пользуясь своими сединами, ухитрялась
командовать всяким, кто попадал в поле ее зрения. Лайма представила себе
бабушку на скамье подсудимых и с трудом проглотила подступивший к горлу комок.
Нет, это невозможно! Этого нельзя допустить!
— А что за работу вы предлагаете? Мне опять придется
переводить? — спросила она, глянув на довольного собой Дубняка.
Тот с жадностью наблюдал за сменой выражений ее лица и
нутром почувствовал, что победил. В сущности, он в этом и не сомневался, но ему
всегда нравился момент триумфа. Момент, когда другой человек признает свое
поражение. Потрясающее ощущение!
— В том числе и переводить, — кивнул он. —
Нужно встретить одного важного индуса, выдав себя за другую особу. И учтите —
это задание государственной важности.
Лайма уставилась на него в полном недоумении:
— У вас что, не хватает сотрудников? Почему вы
обращаетесь именно ко мне? Чем я заслужила такую честь?
