— Послушайте, молодежь! — весело заявил Николай
Ефимович. — Пойду-ка я в свой кабинет. У меня дел по горло, а вы тут
общайтесь. Кстати, — обратился он к Агашкину. — Может быть, вы тоже
пойдете? Домой?
— Нет уж, — рявкнул тот. — Сначала я дождусь,
пока уйдет этот.., этот… — Он никак не мог подобрать подходящее слово.
Ничего-оригинального не придумал и выпалил: — Этот болван.
— Кто, я болван?! — вскипел Болотов.
Ему только показалось, что он взял себя в руки и остыл. На
самом деле все в нем клокотало. Поэтому он схватил со стола папку с бумагами и,
не задумываясь, швырнул ее в Агашкина. Папка ударилась о напруженное тело,
глухо сказала: «Пум!», и на пол из нее полетели страницы с печатным текстом,
утяжеленные официальными печатями и подписями.
— Швыряться?! — закричал в свою очередь Агашкин,
бросился было на Болотова, но под ногу ему попалась плотная глянцевая страница,
он поскользнулся и загрохотал на пол.
Лайма и Шепотков начали его поднимать, но тут дверь широко
распахнулась, и в кабинете появился прилизанный узкоплечий тип, похожий на
нуждающегося студента.
— Привет, — довольно нагло сказал он и показал
частокол острых и длинных зубов, которыми можно было легко компостировать
билеты. Обежал взглядом разбросанные по полу бумаги, заметил Агашкина на
четвереньках и радостно спросил:
— Работаете?
— Здравствуйте! — Из пересохшего горла Лаймы,
словно тяжелый бильярдный шар, выкатилось приветствие.
Она сразу поняла, кто пришел. Боже мой, это просто какая-то
пародия на Джеймса Бонда! Но делать нечего — придется играть, по его правилам.
— Дорогуша, ты готова? — поинтересовался
зализанный тип, который наверняка отзывался на имя Вадим. — Машина
внизу. — И он покрутил на пальце ключи с хвостиком брелока. — Давай
шевелись, подружка.
Вид у него был самоуверенный, даже наглый. Лайма посмотрела
на него с неожиданным раздражением. Зачем ему понадобилось выдавать себя за ее
приятеля? Придумал бы что-нибудь другое: например, приехал чинить компьютер или
прочищать вентиляционные трубы. Или фантазии не хватило?
— Вы кто? — с невероятным апломбом, спросил
Агашкин, продолжая стоять на четвереньках.
— Друг, — не моргнув глазом, ответил
«студент». — Близкий друг.
— Лайма! — вскричал потрясенный Болотов. На его
лице заходили желваки. — Что за игру ты затеяла? Как получилось, что у
тебя образовалось сразу три очень близких друга?
Лайма моргнула. Родина родиной, но остаться старой девой ей
не хотелось. Поэтому она набрала в грудь побольше воздуха и выпалила:
— Это мой брат.
Вадим перестал крутить ключи на пальце, шевельнул бровями и,
вероятно, оценив обстановку, серьезно подтвердил:
— Ну да. Я брат.
— О! — протянул Болотов с кривой ухмылкой. —
Что-то я о вас никогда не слышал.., брат.
В своем светлом щегольском костюмчике он был похож на
ощетинившегося домашнего кота, который мордой к морде столкнулся с помоечным
пронырой.
Проныра напустил на себя немного важности и ответил:
— Мы с Лаймой недавно нашли друг друга.
— Где же вы жили все эти годы?
— В детском доме, — быстро соврал тот. — В
Хибинских горах. Мать отдала меня туда потому, что я постоянно болел.
— Алексей, я тебя очень прошу мне поверить, —
сказала Лайма с нажимом, подойдя к Болотову вплотную. Взяла его за пуговицу
рубашки и потянула на себя — для убедительности. — Я тебе потом все
объясню. А сейчас нам с Вадимом нужно ехать по делу. Как только освобожусь, я
тебе позвоню, хорошо?
— Лайма! — взвизгнул Агашкин. — Ты забыла
обручальное кольцо! Мое кольцо! Наше с тобой кольцо!
— Возьми свое кольцо, — зловещим голосом
посоветовал Болотов, поймав его за штаны, — и подари его своей собаке.
— Лайма, — негромко сказал Шепотков, схватив ее за
рукав. — Ты хочешь оставить этих типов на меня? Прошу тебя, не делай
этого! Их надо как-то отсюда выкурить. Боюсь, самому мне с ними не справиться.
Они могут затеять драку и побить горшки с общественными традесканциями.
— У нас есть вахтер, — прошипела та, отчаянно
переживая, что связному приходится так долго ждать. — Скажите ему, пусть
выдворит их на улицу.
— Вахтер поехал за надувным матрацем, — напомнил
директор. — А больше тут нет никого подходящего.
— Лайма, давай быстрее, — капризным тоном
потребовал Вадим и первым вышел из кабинета.
Обреченно махнув рукой, она последовала за ним. У Джеймса
Бонда оказалась слабая спина и острые лопатки, выпиравшие наружу, словно
цыплячьи крылышки. Лайма шла позади, едва не наступая ему на ноги. Так было
легче, чем идти рядом. О чем они будут разговаривать, идя рядом? О погоде?
Болотов, Агашкин и Шепотков остались в кабинете, и Лайма
старалась не думать о том, чем может закончиться их столь близкое знакомство.
Она позвонит Болотову потом, когда вернется… Если вернется. Если ее не отправят
на подводной лодке в Персидский залив или не выбросят с парашютом над
какой-нибудь пустыней Такла-Макан.
Возле входа их поджидала пыльная машина с затемненными
стеклами. Вадим уселся за руль, а Лайма по собственному почину забралась на
заднее сиденье. В салоне было душно, дыхание сбилось, и состояние чудовищного
волнения снова накрыло ее с головой. Может быть, есть хоть какой-то шанс
повернуть назад? Отказаться? Она полезла в сумочку за носовым платком, но он,
как назло, куда-то задевался, и нечем было промокнуть лоб.
— Что вы там возитесь? — нелюбезно спросил Вадим,
выруливая на шоссе.
Машину он вел аккуратно, ехал в среднем ряду и держал
дистанцию. Его худые руки лежали на руле уверенно, как-то очень по-мужски.
— Потеряла платок, — коротко ответила Лайма.
Вадим потянулся к «бардачку» и достал оттуда упаковку
бумажных салфеток.
— Утритесь, — бросил он через плечо.
Лайма почувствовала в его голове презрительное превосходство
и немедленно ощетинилась.
— Зачем вы представились моим близким другом? —
накинулась она на него.
— А что? Вы же не замужем.
— Но у меня есть жених! И он как раз находился в
кабинете. Он ужасно рассердился. Понимаете, что вы наделали?
— Да ладно, — фыркнул тощий Джеймс Бонд. —
Когда мужчина ревнует, женщина хорошеет. Можете теперь мечтать о примирении,
это всегда успокаивает.
Лайма хотела поджать губы, но приступ головокружения ей
помешал. Тогда она закрыла рот ладонью и пробормотала:
— Меня тошнит!
Вместо того чтобы затормозить или хотя бы обеспокоиться,
противный тип меланхолично сообщил: