— В кармашке справа есть специальные пакеты. Раскройте
один и суньте в него голову.
— Нет, мне уже лучше.
Лайма не знала, куда деть руки. Интересно, что же испытывают
настоящие агенты, которые рискуют своей шкурой каждый день? Неужели они тоже
подвержены приступам паники?
— Очухались? — спросил Вадим, ловко выкрутив руль
на повороте.
Мимо проплывали старые дома, пришвартованные к тротуарам,
словно огромные серые корабли. Лайма потеряла счет времени и перестала
ориентироваться в пространстве. Безрадостно смотрела она через стекло на скверы
и узкие улочки, наводненные пешеходами. Судя по всему, они находятся в самом
центре города, где-то в районе Патриарших прудов.
— У меня во рту пересохло, — призналась Лайма,
хотя ей было стыдно все время жаловаться.
— Внизу стоит сумка-холодильник, — сообщил
Вадим. — В ней минеральная вода. Слева найдете стаканчики.
«У него, как в Греции, все есть, — раздраженно подумала
она. — Не машина, а убежище». Вопросы, конечно, задавать бессмысленно. Да
и что она может спросить? Куда вы меня везете? Что мне предстоит? Он скажет:
«Потерпите, осталось совсем немного».
— Потерпите, — неожиданно подал голос
Вадим. — Осталось совсем немного.
Лайма сжалась в комочек и затихла. Что, если у этих типов
уже есть аппарат, сканирующий мысли? А она, как дура, сидит здесь и думает обо
всем подряд! Надо немедленно отвлечься от личного, немедленно.
Стоило ей принять такое решение, как в голову полезла всякая
ерунда. Оказывается, в ее подсознании скопилась куча совершенно неприличных
вещей! Откуда что берется? Лайма подняла глаза и увидела, что Вадим с
любопытством смотрит на нее в зеркальце заднего вида.
— Мы что, будем с вами вместе работать? — брякнула
она недовольно.
Он пожевал губами, как древний старец, и наконец ответил:
— Не думаю,
Лайма хотела сказать: «Очень хорошо», но в этот момент Вадим
снова резко вывернул руль, и ей, чтобы не свалиться, пришлось ухватиться за
ручку. Наконец машина остановилась.
— Идите за мной и не задавайте вопросов, —
приказал ее сопровождающий.
Они оказались в маленьком дворике, украшенном одной большой
липой и клумбой с редко растущими белыми цветочками. Здесь никого не было,
только в старой песочнице сидела кошка и таращилась на них с таким ужасом,
будто они только что выскочили из кошачьей преисподней.
— Кыс-кыс, — сказала Лайма и тотчас поймала
сердитый взгляд сопровождающего.
«Может, ему следовало с самого начала заклеить мне рот?» —
подумала она раздраженно и прибавила шагу. Дом оказался древним, у него были
такие ободранные стены, как будто его только что выкопали из песка археологи.
Кроме всего прочего, сбоку висела табличка — «13». Не то чтобы Лайма так уж
верила в примету, но все-таки… После подъема по лестнице, где пахло примерно
как в гробнице Тутанхамона — тленом, — они остановились возле простой
деревянной двери с криво пришпандоренной пластмассовой бляшкой. На ней
красовались те же две цифры, что и на самом доме, — 13.
«У нашей службы безопасности отличное чувство юмора», —
подумала Лайма. От страшного напряжения внутри у нее стало холодно, как в
морозильной камере, и даже зубы заломило, словно она хлебнула ледяной воды.
Вадим между тем нажал на кнопку допотопного звонка, и дверь немедленно
распахнулась: вероятно, человек стоял с той стороны в полной боевой готовности.
— Ба! — проворковал он, отступая в сторону. —
Кого я вижу!
Это был все тот же Борис Борисович Дубняк с лицом довольным
и хитрым. Именно такими Лайма в детстве представляла себе злых волшебников,
которые заманивают в лес маленьких детишек.
— Здрасьте, — сказала она мрачно. И нахмурила лоб.
Пусть видит, что она не слишком-то рада встрече.
— Проходите сюда. — Дубняк ничуть не огорчился ее
суровости. — Вам предстоит кое с кем познакомиться.
Лайма сделала глубокий вдох и, миновав коридор, шагнула в
дверной проем. Перед ней предстала довольно большая комната: просто
обставленная, но чистая, с веселыми занавесочками на окне. У стены стоял пышный
диван, на котором устроились двое мужчин — один покрупнее, второй помельче.
Тот, что покрупнее, немедленно вскинул глаза и уставился на Лайму. Потом
пошевелился и одним рывком поднялся на ноги.
Он оказался высоким и мощным, а его кулак мог запросто
снести чью-нибудь буйную голову одним ударом. Движения у него были медленные и плавные
— тягучие. И глаза цвета ирисок тоже выглядели тягучими. Наверное, потому, что
он очень неторопливо переводил взгляд с одного предмета на другой. На вид Лайма
дала бы ему лет тридцать пять.
— Добрый день, — басом сказал здоровяк и зачем-то
заложил руки за спину.
— Добрый, — пискнула она.
— Знакомьтесь, это — Лайма Скалбе, — радостным
голосом сказал Дубняк, — а это — Иван Медведь.
— Ваша фамилия Медведь? — Лайма так удивилась, что
не сумела скрыть изумления. Вопрос выскочил из нее слишком быстро. Осталось
только покраснеть от неловкости.
— Да, — коротко ответил Иван и улыбнулся,
сделавшись похожим на какого-нибудь рекламного булочника — вечного оптимиста с
ямками на щеках.
Улыбаясь, он выглядел добряком, но впечатление могло быть
обманчивым. Мощную его фигуру венчала крупная, красивой формы голова с
маленькими, плотно прижатыми к ней ушами. Несмотря на круглые щеки, второй
подбородок отсутствовал. «Вероятно, этот парень состоит из одних
мускулов, — подумала Лайма. — Надеюсь, он не такой, как Пират».
Когда-то у их соседей по даче была собака по кличке Пират.
Выглядел этот Пират милейшим существом, на всякого гостя поначалу глядел
умильно и даже вилял хвостом, будто радуясь встрече. А потом, в самый
неожиданный момент делал выпад и с грозным рычанием хватал незнакомца за ногу.
Из-за такой непредсказуемости его все боялись и ненавидели.
— А это, — продолжил Дубняк, махнув рукой еще
раз, — Евгений Корнеев.
Тип, на которого он указывал, продолжал сидеть на диване, не
обращая на них никакого внимания. В руках он держал предмет, похожий издали на
карманный тетрис или калькулятор.
— Корнеев! — вкрадчиво повторил Дубняк. —
Оставьте свою пустышку и познакомьтесь с начальством.
— Есть, — рассеянно ответил тот и неуклюже
поднялся, не отрывая тем не менее глаз от крохотного экранчика.
Дубняк сделал два шага вперед и уже протянул свою
короткопалую, но от этого не менее грозную руку к его сокровищу, но Корнеев
неожиданно ожил и быстро спрятал игрушку в карман. И встретился-таки взглядом с
Лаймой. Та сглотнула.
У Корнеева была голливудская физиономия — такая красивая и
лощеная, точно на нее только что навели глянец перед очередной съемкой.
Особенно выделялись капризные, невероятной сочности губы и черные негодяйские
усики, словно подрисованные жирным карандашом. Продолговатые глаза с длинными
ресницами сулили тайну. Для полного счастья — смерть мухам и старухам! —
Корнеев носил трехдневную щетину. Женщины должны были не просто валиться ему
под ноги, но еще и корчиться в конвульсиях.