Охранник спрятал оружие и сплюнул на пол:
— Придурки, твою мать…
Когда он убрался восвояси, к столику приблизился дрожащий
официант. Он наивно рассчитывал, что перед ним начнут извиняться. Не тут-то
было. Тип с наглыми усиками поднял блюдце и, протянув ему, спросил:
— Лампочка не нужна? Правда, она обслюнявленная, но вы
можете вкрутить ее в каком-нибудь чуланчике.
Официант отрицательно помотал головой, кое-как нацарапал в
блокноте заказ и попятился. Однако Корнеев не дал ему уйти, а прищелкнул
пальцами и потребовал:
— И вот еще что, милейший. Принесите даме водки.
— Ты что, с ума сошел?! — зашипела Лайма. —
Не буду я водку, я тебе что, лесоруб? За кого ты меня принимаешь? Приличные
женщины водку не пьют;
— Хорошую — пьют, — возразил Корнеев и поглядел на
нее снисходительно. — Спокойно, командир. Тебе специальную дамскую водку
подадут, мягкую и приятную. У тебя стресс, надо расслабиться.
После чего снова обратился к официанту:
— «Довгань Дамскую легкую» тащи. Надеюсь, ты сейчас не
станешь блеять, что у вас ее нету?
Официант блеять не стал, он спрятал глаза и пошел спиной
через зал, ступая с носка на пятку, точно танцевал диковинный танец. Корнеев
проводил его долгим взглядом. Лайма кое-как пригладила волосы и уже решила
поискать в сумке зеркальце, но тут в ресторане появился Рома Чичкин.
Он остановился на пороге, огляделся и направился к шумной
компании деловой поступью. Официант, благополучно добравшийся до стойки,
наклонился к бармену и прошептал:
— Во, еще один. Надеюсь, у этого во рту только зубы.
На Роме был щегольской костюм и душные коричневые ботинки.
Спокойное, значительное лицо говорило о том, что он привык производить хорошее
впечатление в любом обществе. Однако, когда Лайма поднялась ему навстречу,
Чичкин не смог сдержать удовольствия и расплылся в улыбке. Приятно, когда тебя
обнимают красивые блондинки!
Лайма познакомила Рому с Медведем и Корнеевым, потом широким
жестом указала на Бондопаддхая, словно на редкий бриллиант, выложенный на
бархатную подушечку.
— Вот, Рома, знакомься. Господин Мегхани. Именно его мы
повезем сегодня на выступления. Надеюсь, у тебя все получилось?
— Конечно, — кивнул Чичкин. — Выезжаем прямо
сейчас. Первая лекция пройдет в пошивочном цеху крупного предприятия, нас уже
ждут.
* * *
Оказавшись на территории этого крупного предприятия, члены
группы "У" разом расслабились. Попасть сюда неоатеистам или нанятым
ими убийцам было решительно невозможно. Высокий каменный забор, охрана,
шлагбаум, пропускная система и чертовски запутанная планировка. Чтобы отыскать
нужный корпус, им пришлось пройти несколько километров по страшной,
«сталкеровской» местности, изобиловавшей странного вида металлическими
конструкциями и гигантскими предметами неизвестного назначения. Навстречу то и
дело попадались группки рабочих, усталых, прокопченных, с белыми глазами на
хмурых физиономиях.
— Здесь производят что-то вредное, — высказал
предположение Корнеев.
— Как пить дать оружие, — поддакнул Медведь.
— А в пошивочном цеху сострачивают парашюты.
— Если бы это было секретное предприятие, —
возразила Лайма, — нас бы сюда не пустили.
— Если бы нас сюда не пустили, — эхом откликнулся
Корнеев, — мы бы сразу поняли, что это секретное предприятие. Настоящие
секретные предприятия всегда скрываются под видом обычных.
Рома Чичкин, слушая их, только посмеивался. Бондопаддхай,
потрясенный величием и непонятностью увиденного, был тих и торжественен. А уж
когда они наконец добрались до цели и он увидел своих «последователей», его
охватил подлинный трепет. Несколько сотен женщин в одинаковых халатиках, с туго
повязанными косынками, волнуясь и шумя, словно маленькое море, ждали, пока
индус начнет лекцию. Лицо лектора отразило всю полноту чувств и пошло темными
кирпичными пятнами. На что Медведь заметил:
— Пророк готов.
— Сила вдохновения мужчины, — сказал
Корнеев, — прямо пропорциональна массе восхищающейся им женщины. А тут
этих баб несколько тонн. Думаю, мы спокойно можем оставить их ненадолго одних и
устроить военный совет.
Роман договорился, и им выделили скучный кабинет со
скрипучей мебелью, стены которого оказались увешаны вырезками из местной
газеты, отпечатанной на чудовищной бумаге с черными зернистыми фотографиями.
Все люди, попавшие на газетные полосы, были похожи на чумазых шахтеров, только
что вылезших из забоя. Начальница какого-то производства, чье изображение
оказалось у Медведя прямо над головой, выглядела особенно дико. Казалось, что
перед тем, как сфотографировать, ее обуглили на костре, а потом заставили
показать в объектив устрашающе белые зубы.
Лайма перевела взгляд на пыльное окно, которое бомбили
настырные мухи, обозрела пейзаж и положила ладони на стол.
— Итак, — начала она. — Приступим.
После чего подробно рассказала Медведю с Корнеевым о том,
что ей удалось узнать в гостинице об исчезновении Ники Елецковой. Про встречу с
Шаталовым она тоже рассказала, но, разумеется, без подробностей.
— Я попросила его не сообщать в милицию мою
фамилию, — закончила она. — Но слова он мне никакого не давал. Так
что лучше мне сейчас паспортом Ольги Удальцовой не пользоваться. Что вы думаете
по этому поводу?
— «Глухарь», как говорят менты, — подал голос
Корнеев. — Вот что думаю лично я. С такими скудными исходными данными на
удачу рассчитывать глупо. Мы не знаем Нику Елецкову — ни ее прежнюю жизнь, ни
круг ее общения, ни характер… Вообще ничего.
— Подождите, я еще не дошла до самого главного, —
сказала Лайма, внутренне холодея.
Ей придется рассказать о Соне, другого выхода нет. Здесь она
может предоставить им не только дополнительную информацию, но и реального
подозреваемого — Возницына, который уехал в Воронеж или, что более вероятно,
где-то скрывается.
— Еще до того, как мы с вами встретились, —
выдавила из себя Лайма. — За несколько дней до этого… При схожих
обстоятельствах исчезла моя близкая подруга. Ее увезли от станции метро на
белом автомобиле с тонированными стеклами, а на шее у нее был желтый шарфик с
черными завитушками.
Корнеев невольно присвистнул, а Медведь так резко откинулся
на спинку стула, что едва не выломал ее с мясом. Спинка хрустнула и напряглась.
— Немедленно выкладывай все до конца, — велел
Медведь, возбужденно глядя на Лайму. — Тебе, значит, угрожает опасность, а
ты, значит, молчишь.
— Мне? — переспросила Лайма. — Мне угрожает
опасность? С чего ты взял?
— С того он взял, — подхватил Корнеев, сделавшийся
на редкость мрачным, — что ты знакома с обеими жертвами похищения.
