— Мне нужно десять минут. Можем встретиться через..,
час.
— Через полтора часа, — быстро сказала
Лайма. — В кафе «Леонсия». Знаете его? Да-да, именно там. О, вы тоже
бывали! У нас с вами одинаковые вкусы. У нас с вами вообще очень много общего.
Как будто между нами протянута нить. Отлично, буду вас ждать.
— И ты еще спрашивал, чем компьютер лучше
женщины, — шепотом сказал Корнеев Медведю. — Хотя бы тем, что он не
может позвонить и навешать тебе лапши на уши.
* * *
Кафе «Леонсия» было дорогим, стильным и наполовину пустым.
Посетителей обслуживали только молодые люди с внешностью Антонио Бандераса.
Лайма насчитала целых пять Бандерасов в белых костюмах с золотыми пуговицами.
Один из них проводил ее за столик возле окна, отодвинул стул и подал меню.
Потом наклонился и сказал заговорщическим шепотом:
— Сегодня у нас чудесные фирменные «Тирамису».
Рекомендую.
Лайма немедленно заказала «Тирамису» и кофе, просто для
того, чтобы официант не дышал ей в ухо. И тотчас увидела Болотова. Он как раз
продвигался к входу в кафе походкой успешного человека, у которого не случилось
ни одного сбоя в распорядке дня.
Сегодня он был в бежевом, и Лайма неожиданно поняла, что
соскучилась. Вон что получается! Выходит, они с ним уже сроднились, как муж и
жена. И что бы там ни чувствовали на стороне, истинную нежность приберегают
друг для друга. Поэтому, когда Болотов подошел и поцеловал ее в щечку. Лайма
размякла и пробормотала:
— Как же я рада тебя видеть!
Болотов заметил, что тоже рад, повозил стулом, устраиваясь
поудобнее, и с вызовам спросил:
— Ну и где же ты ночевала со своими иностранцами?
Глаза у него были вредными и подозрительными, и с Лаймы
немедленно слетело благодушие.
— Сняла для них номер в гостинице. Николай Ефимович
сумел найти деньги.
— Замечательно, — тон у Болотова был
менторский. — А то придумали — таскать чужих людей по своим квартирам и
дачам. Это нецивилизованно — раз, и неприятно — два.
— Я рада, что мне удалось избавить тебя от
неприятностей, — сказала Лайма, которой уже расхотелось делиться с ним
новостями.
Кроме того — чем делиться? Разве сразу сообразишь, что ему
можно говорить, а что нельзя? И особо рассиживаться некогда — вот-вот явится
Шаталов. Она посмотрела на часы и сказала:
— Жаль, что у тебя мало времени.
— Не настолько, чтобы не выпить чашку кофе.
Он поднял голову в поисках официанта. Бандерасы ходили между
столиками и смотрели на посетителей жгучими глазами бандитов, направленных в
кафе на исправительно-трудовые работы. Болотов картинно щелкнул пальцами и
заказал «эспрессо». Лайма уже ела свой торт, начав с верхнего слоя крема. В
уголке рта у нее застряла шоколадная крошка. Болотов, вывалив на нее все свое
раздражение, тотчас оттаял. Взял салфетку и нежно стер крошку, перегнувшись
через стол.
— Так что там насчет дня нашей свадьбы? — спросил
он. — Я практически готов.
— Как это — практически? — искренне удивилась
Лайма.
— Не придирайся к словам. Обычно мужчины говорят, что
они не готовы жениться, я же у тебя такой особенный, что заявляю о полной и
абсолютной готовности.
Физиономия у него сделалась умиротворенной. Как будто они
сидели в собственном саду под вишней и ковыряли ложечками в креманках. Лайма
поняла, что он всегда считал себя неотразимым. Ее счастливым билетом. А что?
Это так и есть. Все женщины будут ей завидовать.
— Тебе не нравится кофе? — спросила она.
— Почему?
— Ты медленно пьешь. Прошло уже пятнадцать минут, а ты
выпил всего половину чашки.
— Мы же не на скорость его пьем. И, кстати, не уходи от
ответа.
— Хорошо, давай назначим свадьбу на конец августа.
Конец августа всегда был для нее как Новый год. Некий рубеж,
когда заканчивались отпуска и начинался нормальный рабочий период. В конце
августа они поженятся и с сентября заживут одной семьей.
— Но ты должна понять, Лайма, что, если мы сочетаемся
браком, это уже навсегда, — предупредил жених. — Все изменится
бесповоротно.
Лайма не успела прочувствовать, как это — все бесповоротно
изменится, когда увидела за окном Корнеева. Он вышел из машины, подкрался
поближе и теперь строил ей обезьяньи рожи. Тряс рукой с часами и показывал на
них пальцем.
— Ну, — сказала она, хлопнув ладонями по столу. —
Кажется, тебе пора. Мне тоже надо отправляться.
— Тебя подвезти?
— Нет, я с шофером. Николай Ефимович выделил мне личный
транспорт. Приходится много ездить, смотреть помещения…
Тут Болотов обернулся и увидел Корнеева, который приплюснул
нос к стеклу, сделавшись похожим на поросенка Хрюшу.
— Господи боже, что это?! — отшатнулся он.
— А! Это и есть мой шофер, — легкомысленно
ответила Лайма. — Не может жить без руля. Очень переживает, когда
приходится стоять в ожидании.
— Надеюсь, у него с нервной системой все в
порядке? — пробормотал Болотов. Встал и сказал:
— Ну, если ты меня гонишь, я пойду. Скажи только, когда
закончится твоя эпопея с поисками помещения? Я уже отвык ночевать один. Или ты
специально, — он хохотнул, — разжигаешь во мне страсть?
— Давай созвонимся ближе к вечеру, — улыбнулась
Лайма. — Тогда все и обсудим.
Болотов встал, нежно поцеловал ее в губы и пошел к выходу.
Распахнул дверь на улицу и оказался лицом к лицу с Шаталовым. Шаталов для него
был ноль, пустое место. Поэтому он преспокойно пропустил его внутрь и вышел, не
оглянувшись.
Лайма вздрогнула. Надо же — ирония судьбы. Они столкнулись
нос к носу: мужчина, от которого у нее мурашки по коже, и тот, за кого она
собирается замуж.
Смешно, конечно, но Шаталов тоже оделся в бежевое. Его густые
каштановые волосы были небрежно откинуты со лба, каменный подбородок
подчеркивал жесткость взгляда.
Расторопный Бандерас бросился навстречу новому посетителю,
но тот пресек его порыв на корню:
— Спасибо, меня уже ждут. — И прямиком проследовал
к столику Лаймы.
— Геннадий, — выдохнула та, приподнявшись и снова
упав на стул. — Это вы.
— Это я, — ответил Шаталов, усевшись на место,
которое только что освободил Болотов. Поерзал и сказал:
— Чертово солнце! Нагрело стул, сидеть невозможно.
Лайма покраснела и, чтобы скрыть замешательство, спросила с
вызовом:
— Так вы узнали хоть что-нибудь?
— Узнал. Узнал, что ни о какой Соне Кисличенко
родственники Ники Елецковой никогда не слышали.
