Конрада всего передернуло. Он закусил губу, стыдясь нахлынувшей дурноты.
— Я читал. Омерзительно.
— Бессмысленное, безрассудное, слепое насилие. А сколько еще таких случаев не попали в газеты и не стали достоянием гласности!.. Однажды, например, зашел человек в пивную пропустить кружку-другую горького. Обыкновенный молодой человек, каких много, но только этот был член ИРА. Друг-собутыльник подкинул ему занятную мыслишку пойти и прострелить кому-нибудь коленные чашечки. Молодой человек ничего такого до сих пор не делал, но после трех кружек ощутил желание попробовать. Ему дали револьвер, он вышел на улицу и побрел в ближайший жилой квартал. Увидел девушку, которая шла домой от подруги. Спрятался в переулке и, когда она поравнялась с ним, схватил, швырнул на землю и прострелил ей оба колена. Эта девушка никогда больше не сможет ходить.
Просто очередной инцидент. Но мысль о нем преследует меня, ведь это могла быть дочь любого из нас, к примеру, моя Люсилла. Так что, как видите, я не испытываю ни обиды, ни злости. Мне только невыносимо жаль жителей Северной Ирландии, обычных, порядочных людей, которые стараются обеспечить себе сносное существование и вырастить детей, а над ними нависла жуткая, беспросветная тень страха, мести, крови. И мне жаль вообще весь род людской, потому что если такая бессмысленная жестокость будет восприниматься как заурядное явление, тогда я не вижу для нас будущего. Это очень страшно. И мне страшно за самого себя, потому что я до сих пор вижу кошмары, как малое дитя, и просыпаюсь с криком. Но мало и этого. Еще я ощущаю собственную вину и угрызения совести из-за того паренька, Нийла Мак-Дональда. Двадцати двух лет от роду сгинул человек. И тела не осталось, нечего было хоронить. Родители так и уехали — и не похоронили сына, и на могилу не смогут приезжать. Я знал Нийла как солдата, хорошего солдата, но помню его еще и подростком на Страткройских играх, как он стоял на помосте с волынкой на боку и играл. Помню тот день, луг, реку, горы, залитые солнечным светом, и среди всего этого — мальчик, играющий на волынке. У него вся жизнь впереди, он стоит и играет, и музыка такая чудесная…
— Вы не должны винить себя в его смерти.
— Он ведь из-за меня пошел в солдаты. Если бы я не сунулся тогда со своим приглашением, он бы сейчас был жив.
— Вовсе нет, Арчи! Раз ему было предназначено поступить в ваш полк, он и без вас стал бы шотландским стрелком.
— Вы так считаете? А мне трудно быть фаталистом. Хотелось бы, ведь тогда призрак этого молодого солдата перестал бы меня преследовать, обрел бы покой, и я перестал бы терзаться вопросом: почему, почему я нахожусь здесь, на вершине горы, вижу, дышу, осязаю, чувствую, а Нийла Мак-Дональда нет в живых?
— Тому, кто остается, всегда труднее.
Взгляды мужчин встретились.
— У вас умерла жена, — сказал Арчи.
— Да. От лейкемии. А я должен был сидеть и смотреть, как она медленно угасает. И я все время горько роптал, что умирает она, а не я. А когда все было кончено, возненавидел себя за то, что остался жив.
— Вы тоже…
— Я думаю, это естественная реакция. Надо как-то к ней притерпеться. Конечно, требуется время. По сути дела, на все наши угрызения и душевные терзания ответа просто не существует. И потому, как говорят у вас в Англии, не стоит биться головой об стенку.
Арчи помолчал. Но потом ухмыльнулся, кивнул:
— Это точно. Вы правы, Конрад. Биться головой об стенку не надо.
Он посмотрел на небо. Уже темнело. Они слишком долго просидели на месте, и оба озябли.
— Кажется, пора двигать к дому. И я должен извиниться. Признаюсь, я на минуту совсем упустил из виду, что вам хватает своих трагедий. Надеюсь, вы мне поверите, я привел вас сюда вовсе не затем, чтобы излить душу и навалить на ваши плечи груз своих переживаний.
Конрад возразил с улыбкой:
— Я сам напросился.
Он только теперь ощутил, как закоченел, сидя в этом каменном укрытии. Встал, с трудом распрямив затекшие ноги. Из-за скалы сразу налетел порыв ветра, забрался за воротник. Конрад поежился. Собаки, почуяв, что хозяин собрался домой, оживились в предвкушении ужина, сели, задрали головы, выжидательно заглядывая ему в лицо.
— И то верно. А теперь давайте выкинем все это из головы и не будем больше говорить на эти темы. Ладно, ладно, обжоры, едем домой, я вас накормлю.
Арчи протянул Конраду руку:
— Помогите-ка мне встать, дружище.
Они спустились с горы, выехали в главную долину и свернули к Крою.
Напольные часы у лестницы в холле встретили их коротким перезвоном: половина седьмого. Изголодавшиеся собаки — час их кормления давно прошел — с порога рванулись в кухню. Арчи по пути заглянул в библиотеку. Ни души.
— Чем бы вы хотели пока заняться? — спросил он у Конрада. — У нас ужинают где-то в половине девятого.
— Если можно, я бы пошел наверх, распаковал сумку. Может быть, душ принял.
— Чудесно. Воспользуйтесь любой ванной, какую найдете не занятой. А когда будете готовы, спускайтесь. Если внизу по-прежнему никого не окажется, зайдите в библиотеку, там найдете поднос с напитками. Налейте себе что пожелаете. Не стесняйтесь, будьте как дома.
— Спасибо, — отозвался Конрад и стал подниматься по лестнице, но на третьей ступеньке обернулся и добавил: — И благодарю за сегодняшнюю необыкновенную поездку.
— Наверное, это я вас должен благодарить.
Конрад ушел. Арчи последовал за собаками и нашел в кухне Люсиллу и Джеффа в передниках, они дружно и трудолюбиво хлопотали у плиты и раковины. Люсилла, что-то помешивая в одной из кастрюль, оглянулась:
— Па! Вы приехали? Где были?
— На верхних верещатниках. Чем это вы тут занимаетесь?
— Стряпаем ужин.
— А где мама?
— Принимает ванну.
— Покормите собак, ладно?
— Конечно. Это мы запросто… Только пусть потерпят минутку, а то соус получится с комками.
Арчи прошел в библиотеку, налил себе виски с содовой и со стаканом в руке поднялся по лестнице разыскивать жену.
Изабел, действительно, была в ванной. Она лежала, окутанная ароматными мыльными облаками в своей забавной резиновой шапочке.
— Арчи?
Он уселся поудобнее на крышку унитаза.
— Где вы были?
— На вершине Криген Даба.
— Там сейчас такая красота! Ну, как тебе Грустный Американец, ничего?
— Вполне. И он совсем не грустный. Он очень приятный, зовут — Конрад Таккер, и он оказался старым приятелем Вирджинии.
— Ну? Не может быть? Они знакомы? Какое удивительное и приятное совпадение. Значит, он не будет чувствовать себя чужаком, — она приподнялась и потянулась за мылом. — Так он тебе понравился?
