— Да нет, конечно, ничего страшного.
У Арчи своих бед хватает, она не станет преувеличивать свои огорчения.
— Меня беспокоит Алекса. Мне кажется, она очень одинока. Работой она довольна, у нее очень милый дом, и леди Черитон оставила ей достаточно, чтобы она безбедно жила хоть до ста лет. Но, боюсь, Алекса живет скучно, ни знакомых, ни развлечений. Мне кажется, она считает, что она слишком простая, скучная, непривлекательная для мужчин девушка. Она не уверена в себе. Когда Алекса уехала в Лондон, я очень надеялась, что она заживет самостоятельной жизнью и у нее появятся друзья — ее сверстники. Но она поселилась на Овингтон-стрит и стала чем-то вроде компаньонки для своей бабушки. Хоть бы встретила какого-нибудь симпатичного, порядочного мужчину, и он женился бы на ней. Ей нужен муж, который заботился бы о ней, ей нужны дети. Алекса рождена для того, чтобы растить детей.
Арчи слушал сочувственно. Он, как и все, любил Алексу.
— Потерять мать в таком нежном возрасте… может, мы не до конца понимаем, какая это была для нее тяжелая травма, — сказал он. — Может, из-за этого она чувствовала, что не такая, как другие дети. Чувствовала свою обездоленность.
Вайолет задумалась.
— Может быть, и так. Только Каролина была не слишком заботливой и любящей матерью. Она мало времени уделяла Алексе. Девочкой занималась Эди. Это она окружала Алексу любовью и заботой, и Эди никуда не исчезла, она всегда была рядом.
— Но вам ведь нравилась Каролина…
— Да, нравилась. Отношения у нас были самые хорошие, и я считала, что Эдмунд должен быть доволен своей женой. Но она была какая-то закрытая, холодная, замкнутая. Иногда я гостила у них в Лондоне. Каролина принимала меня очень радушно, она знала, что для меня большая радость побыть с Алексой и Эди. Я и радовалась, но никогда не чувствовала себя по-настоящему дома. Знаешь, я не люблю город. Улицы, дома, машины давят на меня, и у меня начинается что-то вроде клаустрофобии. Но не только в этом было дело. Каролине не хватало открытости, простоты. Что-то мне мешало, нельзя было просто посидеть, поболтать с ней. Когда мы оставались наедине, мне каждый раз стоило неимоверных усилий поддерживать разговор, а ты ведь знаешь, при желании я могу заговорить кого угодно. Мы с ней то и дело замолкали, но не так, как бывает между друзьями, когда можно и помолчать. В эти паузы я начинала усиленно ткать свой гобелен… — Ви бросила взгляд на Арчи. — Я говорю глупости или ты понимаешь, что я пытаюсь тебе объяснить?
— Понимаю. Я плохо знал Каролину, видел ее всего несколько раз, и каждый раз испытывал неловкость, не знал, куда девать руки и ноги, они словно вырастали на лишний метр.
Вайолет даже не улыбнулась в ответ на это признание, мысли ее были заняты Алексой. Она молчала.
Они уже доехали до середины подъема и приблизились к повороту на Пенниберн. Тут в ограде был проем. Ворот не было, просто прогалина в стене. «Лендровер» въехал в этот проем и сотню ярдов или около того проехал по гудронированной дороге, окаймленной зелеными полосами аккуратно подстриженного газона и буковой изгородью. В конце дороги открывался довольно просторный двор, на одной стороне которого стоял небольшой белый дом, а на другой — гараж на две машины. Двери гаража были раскрыты, там виднелась машина Ви, и немного в стороне — газонокосилка, тачка и прочий садовый инвентарь. За гаражом зеленела лужайка, где были натянуты веревки для сушки белья. Сегодня на них колыхалось под ветерком белье — утром Ви успела постирать. У входа в дом стояли две деревянные кадки с розовыми гортензиями, вдоль стен пышно разрослась лаванда.
Арчи подкатил к дому и выключил мотор, однако Вайолет не собиралась вылезать — она еще не договорила.
— Не верю, что потеря матери и есть причина неуверенности Алексы в себе. И не то, что Эдмунд женился во второй раз и у Алексы появилась мачеха. Вирджиния — само внимание и забота, она неизменно ласкова с Алексой, а рождение Генри не вызвало у девочки ничего, кроме радости. Не было ни малейшего намека на ревность.
Упоминание имени Генри всколыхнуло в Вайолет еще одно беспокойство.
— Вот и Генри мне жаль. Боюсь, Эдмунд намерен настоять на своем и отправить мальчика в Темплхолл, но он еще не готов к жизни в интернате. Да и Вирджиния — что будет с ней, если Генри уедет. Он — вся ее жизнь, и, если его оторвут от нее против ее воли, боюсь, она уйдет от Эдмунда. Он почти совсем не бывает дома. Целые недели проводит в Эдинбурге или где-то на другой стороне земного шара. Вряд ли это способствует семейному счастью.
— Но ведь Вирджиния знала, что так будет, когда выходила за Эдмунда. И зря вы беспокоитесь, Ви. Темплхолл — хорошая школа, и директор, Колин Хендерсон, очень приятный и добрый человек. Я вполне доверяю этой школе. И Хэмишу там нравится, он себя прекрасно чувствует.
— Хэмиш совсем другой, он уже в восемь лет мог сам о себе позаботиться.
— Это верно, — не без гордости согласился Арчи. — Он умеет за себя постоять.
Вайолет пришла в голову еще одна страшная мысль.
— А они там не бьют маленьких мальчиков?
— Упаси Боже! Самое тяжелое наказание — это когда сажают на деревянный стул в холле. Почему-то самые непокорные сорванцы начинают страшиться гнева Божьего.
— Рада слышать. Это чудовищно, когда маленьких детей бьют. И глупо. Дети начинают ненавидеть и бояться тех, кто их бьет. Куда разумнее наказывать их сидением на жестком стуле, тем более, если они уважают, а может, и любят учителя, который назначил им такое наказание.
— Хэмиш и провел чуть ли не весь первый свой год, сидя на этом стуле.
— Ну и озорник же он! Ах, просто невозможно обо всем этом думать! А история с Лотти… Я беспокоюсь за Эди, как она будет жить с этой сумасшедшей? Мы так привыкли к Эди, что и не думаем о ее возрасте, но она ведь уже не молодая. Выдержит ли она такую нагрузку?
— Пока еще Лотти к ней не въехала. Может быть, этого и вообще не случится.
— Но не пожелаем же мы бедняге Лотти поскорее умереть, хоть это и единственный выход.
Вайолет бросила взгляд на Арчи и, к немалому своему удивлению, увидела, что он вот-вот рассмеется.
— Знаете что, Ви? Вы нагоняете на меня ужасную тоску, так я могу впасть в депрессию.
— Ах, прости меня, пожалуйста, — Вайолет дружески шлепнула его по колену. — Я ужасная паникерша, не обращай на меня внимания. Скажи, что слышно от Люсиллы?
— В последнем письме она сообщила, что приютилась на какой-то парижской мансарде.
— Говорят, дети это радость, но частенько они — головная боль. Ну ладно, пора мне отпустить тебя домой. Изабел уж точно ждет-не дождется тебя.
— А может, поедете со мной в Крой? Еще раз попьете чайку и заодно поможете нам развлекать американцев? — В голосе Арчи сквозило уныние.
От такой перспективы у Вайолет кольнуло сердце.
— Пожалуй, я на это не гожусь, Арчи, очень устала. Или я поступаю как последняя эгоистка?
