Алекс довольно улыбается – я права!
– Да. Это и есть самое главное. Человечество страдает
от скуки, а это – смертельная болезнь. Хуже СПИДа, хуже атипичной пневмонии,
хуже лихорадки Эбола.
– Не думаю, что поголовно все человечество скучает.
Некоторой его части приходится элементарно выживать.
– Крайние варианты мы не рассматриваем, – одергивает
меня Алекс. – И эта неприкаянная часть человечества не должна интересовать
нас в принципе. Речь идет совсем о другой.
– О какой же?
– О платежеспособной. О той, которая готова выложить
денежки, чтобы избавиться от скуки. Позже мы поговорим об этом поподробнее…
У меня нет желания говорить об этом ни с Алексом, ни с кем
бы то ни было – ни сейчас, ни потом. Так почему я медлю, почему не обрываю
Алекса на полуслове? Наверное, потому, что подоспели брюссельская капуста, сыр
и яичница с беконом. Все три пункта представлены в единственном экземпляре, мой
брошенный вдогонку заказ проклятая Кондолиза проигнорировала.
– Девушке – то же самое, дорогуша, – строго
говорит Алекс официантке и принимается за яичницу.
Он мог бы и уступить завтрак мне – так вышел бы из положения
Доминик и наверняка Фрэнки; Жюль и его приятель Джим и еще несколько сотен
миллионов мужчин были бы с ними солидарны.
Атак и не примкнувший к миллионам Алекс Гринблат, орудуя
вилкой и ножом, жрет свой бекон. Проглотив первый кусок, он аккуратно
промакивает губы салфеткой.
–: Теперь о вас, Сашa. Несчастная любовь, да?
Ни жалости, ни сострадания, ни даже любопытства – голая
констатация, кем он себя возомнил, Алекс Гринблат? После такого пассажа я уж
точно должна была встать и покинуть «Ла Скала», не дождавшись завтрака и не
застегнув пряжки на туфле.
Но я продолжаю сидеть.
– Несчастная любовь. Да.
Что сделал бы Доминик? И что наверняка сделали бы Фрэнки,
Жюль, его приятель Джим и еще несколько сотен миллионов мужчин – на том лишь основании,
что они – мужчины, волей судеб оказавшиеся в обществе слабой женщины?
Они бы утешили меня.
«Роковая случайность, Сашa! только кромешный идиот не оценил
бы вас по достоинству, Сашa, только слепой! вы прекрасны, Сашa!» – этого было
бы вполне достаточно.
От Алекса Гринблата такой дежурной галантности придется
долго ждать, и (в ожидании) я могу пропустить не только завтрак, но и обед, и
ужин.
– Значит, несчастная любовь? И вы не нашли ничего
лучшего, чем сбежать от нее в этот городишко?
– Не нашла, – честно признаюсь я.
Алекс Гринблат снова принимается за яичницу.
– Типично женская логика, – говорит он, заглатывая
желток. – Время должно спасти, расстояние должно избавить… Все это чушь
собачья, Сашa.
– Чушь.
– А ваш избранник – кромешный идиот.
Неужели я дождалась комплимента от Алекса Гринблата?! Как бы
не так!..
– …не потому, что вы такая потрясающая, а он вас не
оценил. Потому, что женщины чаще всего влюбляются в идиотов. Не думаю, что вы
исключение.
– Я не исключение. А что бы вы сказали, если бы я влюбилась
в вас?
На судьбу брюссельской капусты моя провокационная фраза
никак не повлияла: она преспокойно исчезает в пасти Алекса.
– Не смешите меня, Сашa.
– Почему? Вы не верите в любовь с первого
взгляда? – продолжаю нагнетать ситуацию я.
– Только в нее и верю. Но что касается меня… – Алекс
делает многозначительную паузу. – У вас нет никаких шансов.
– Абсолютно никаких?
– Абсолютно.
– Потому что ваше сердце занято кем-то другим?
– Потому что я – не идиот. И это – единственная
причина.
– Я не могу рассчитывать даже на мимолетную связь?
Бог мой, и во времена отвязного студенчества я не позволяла
себе подобных сальностей – вне зависимости от количества выпитой водки и
количества выкуренных косячков. А встретив I'amour, впоследствии оказавшуюся le
tnerde, и вовсе решила, что полигамия – не для меня. Так же как и дружеский
секс, секс по телефону, секс по интернету, секс для нормального
функционирования яичников и секс на платформе сходных политических убеждений.
Политических убеждений у меня нет. И я не имею ничего против
натурального меха и сафари в Кении, что же касается секса – за последние три
года Эс-Суэйра выдула из меня даже воспоминания о нем, занесла их песком и
похоронила под набегающими друг на друга волнами.
И вот теперь – разговор с малознакомым мужчиной о мимолетной
связи. Как мило.
– На мимолетную связь может рассчитывать любой, –
поигрывает ножом Алекс. – Но не всякий оказывается к ней готов.
– А лично я – могу?
– Можете. При условии, что вы – нимфоманка. И вам все
равно с кем спать.
– В противном случае…
– В противном случае, секс со мной не доставит вам
никакого удовольствия. Как и большинству женщин.
Шокирующее откровение, оценить его по достоинству мешает
вновь появившаяся Кондолиза с одинокой тарелкой для mademoiselle, нарочно или
не преследуя никакого умысла – но она позабыла о сыре и капусте, можно ли
считать крошечный сосуд с соусом компенсацией?..
Устраивать скандал я не стану.
– Хотите еще поговорить о сексе? – интересуется
Спаситель мира.
– Пожалуй, нет.
– Тогда вернемся к вам. Ваши волосы…
Не короткие и не длинные, не темные и не светлые, что-то
среднее. Какими бы они ни были – страсти в них больше не запутаться. А ведь
меня многие считали страстной, иногда – чересчур; человек, бывший моей l’amour,
отбыл в неизвестность именно с этим убеждением. Осев в Эс-Суэйре, я совсем
махнула на себя рукой.
Чтобы не сказать – опустилась.
Это особенно бросается в глаза на фоне холеной физиономии
Алекса. «Хлыщ» – назвал его Доминик. Справедливое замечание.
– …А что – мои волосы? Вам не нравится прическа?
– Мне совершенно все равно, какая у вас прическа. Но
если бы вам пришлось выбирать – вы бы отрастили их или наоборот – постригли
самым кардинальным образом?
– Я уже выбрала.
– Это не ответ. Отрешитесь от события, которое загнало
вас в такую дыру. Что бы вы выбрали?
Тест-драйв продолжается, даже забавно.
– Я бы постриглась. Очень коротко.
– Так я и думал, – удовлетворенно хмыкает Алекс.
– Мне развить эту тему или вы сами разовьете?
– Тут и развивать нечего. Все, что можно было узнать о
вас, – я узнал из вашего письма.
