– Ты из-за этого переживаешь? Из-за того, что я
выставил тебя дурой перед каким-то индюком? Перед недоноском? Он прав. Именно
из-за этого я и переживаю. Истина (как и любая, застигнутая врасплох истина)
выглядит почти непристойно. Ненависть к Доминику, проведшему сеанс
разоблачения, вспыхивает мгновенно: а он еще имел наглость сделать мне
предложение, этот трус, этот жирдяй, этот мешок с удобрениями! Мазила,
неудачник, грязная свинья!..
– Ты ошибаешься, Сашa – хрюкает грязная свинья. –
Ты очень сильно ошибаешься.
– Нам не о чем больше говорить, Доминик.
Ослепленная ненавистью, я делаю то, что не должна была
делать ни при каких условиях: я пинаю обломки, топчу ногами лицо Девушки С
Девятью Жизнями, от которой еще недавно была без ума.
– Ты все разрушил! Разрушил!..
Доминик никак не реагирует на мою ярость. Он стоит в углу
комнаты, с опущенными плечами, опущенной головой. Краска на его руках изменила
цвет, теперь она вовсе не такая яркая, какой была вначале, наверное, то же
самое происходит и с кровью, когда кровь становится воспоминанием.
Задерживаться здесь дольше не имеет смысла.
Я не жду, что Доминик окликнет меня, но он окликает:
– Сашa..
– Я пришлю Фатиму, она все уберет.
– Это ты все разрушила, Сашa. Моя жизнь…
– Твоя жизнь – дерьмо!
Дерьмо. Le merde в чистом виде, без всякого вкрапления
l'amour. Я торжественно провозглашаю это у входной двери, прежде чем захлопнуть
ее за собой: что бы ни сказал сейчас Доминик – ответа я все равно не услышу, а
все его слова, отскочив от дерева, к нему же и вернутся.
…Алекс должен ждать меня в номере, так было условлено.
Вместо этого я застаю его у стойки, он о чем-то оживленно
болтает с Фатимой, флиртует с Фатимой, черт возьми, уж не ревную ли я? Фатима
тоже хороша: никакой пресловутой восточной сдержанности, никакой пугливости,
круглое голое лицо смеется, круглый голый рот приоткрыт – и наказание за
вольность не предусмотрено: марокканцы чрезмерно либеральны со своими
женушками, рано или поздно это вылезет им боком. Я всегда считала Фатиму
красавицей, достойной лучшей участи, чем быть женой повара при отеле, но теперь
могу суверенностью сказать: здесь ей самое место. Что успел сказать ей Алекс?
Что-то забавное – она снова улыбается, прикрыв ладонями подбородок, их тыльная
сторона украшена татуировками из хны, это может впечатлить кого угодно.
Алекс тоже попался.
Не потому ли он лезет в карман за портмоне и вынимает оттуда
очередную десятку? Просто наблюдать за этим – выше моих сил.
– Фатима! – окликаю я девушку. – Зайди к
хозяину.
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас. Отнеси Наби рыбу и отправляйся к
Доминику.
Ни на чем не основанная, никчемная ревность заставляет меня
совершать одну глупость за другой. Я зачем-то повысила голос на Фатиму,
зачем-то разговариваю с ней как с прислугой, хотя мы всегда были на равных.
Женщины, помогающие мужчинам справляться с делами.
– Рыбу? – удивляется Фатима.
– Где пакет? – спрашиваю я у Алекса.
– Разве вы не видите?
Все правильно, я давно приметила и пакет, он стоит в ногах
Алекса, слегка завалившись набок; прежде, чем пакет перекочует к Фатиме,
необходимо изъять из него ключ. Что я и делаю, затратив на это чуть больше
времени, чем следовало бы: простые механические движения призваны вернуть мне
покой и равновесие.
– Какая муха вас укусила? – интересуется Алекс,
когда мы остаемся одни. – Набросились на бедную девушку…
– Вы должны были ждать меня в номере…
– А теперь бросаетесь на меня! Что-то произошло?
– Пока не знаю. Фатима вас удивила?
– С чего вы взяли?
– Вы отдали ей десятку. Я видела.
– Это внеплановая десятка. Я просто купил у нее одну
вещь.
– Какую же?
Вместо ответа Алекс перегибается через стойку и собирает
плотные кусочки картона, оставленные Фатимой: мимо меня проплывают обе половины
лошади, и оба бабуша, и дворец Бахия.
– Я купил у нее карты для арабского гадания.
– И вы уже знаете, как ими пользоваться?
– Конечно. Это несложно. Я научу и вас.
В руках Алекса карты преображаются: теперь они кажутся мне
старинными, едва ли не раритетными, десять евро за такой подарок судьбы – сумма
явно недостаточная.
– Четырем сторонам каждой карты соответствуют половинки
четырех предметов. Лампа, кальян, дворец…
– Это Бахия.
– Все может быть. Персонификация предметов в данном
случае меня не интересует. Только символика. Лошадь, полумесяц со звездой,
кошка, верблюд и так далее. Всего двадцать карт. Укладываем по пять карт в ряд,
получается четыре ряда. И смотрим, какие из половинок совпали. Их
месторасположение значения не имеет – они могут совпадать и сверху, и снизу,
важно, чтобы карты были соседними. Цельный рисунок даст нам ответ:
– Какой же?
– Полумесяц – исполнение желаний.., Змея – наличие
врагов. Лепешка – застой в делах, раскрытая книга – их расцвет. Как видите, все
очень просто.
– Действительно просто. А что означают бабуши?
– Что такое бабуши?
– Туфли… Или башмаки, как вам больше нравится.
– А-а… Дорогу, конечно. Не самый сложный символ. Не
самые сложные трактовки.
– Мне кажется, Фатима продешевила.
– Нисколько. Так что случилось с вашим другом?
– Несчастье…
Сказать сейчас о том, что доски с картинами уничтожены,
означает выставить себя не только полной дурой. Но и обманщицей, сраной
мистификаторшей.
– Несчастье… или скорее форс-мажор.
– Вот как?
– Досок больше нет. Этот идиот…
– Ваш приятель? – деловито уточняет Алекс.
– Да. Этот идиот, мой приятель, разбил их в щепы. Ни
одной не осталось. Не знаю, что на него нашло. Полное помрачение сознания, не
иначе.
Вопреки ожиданиям, Алекс никак не реагирует на мои слова.
– Мне очень жаль, Алекс. Вы приехали напрасно. Даже
тень на его лицо не упала, вот проклятье!
– Совсем не напрасно, Сашa.
Ну почему, почему в его устах это снова не выглядит
комплиментом, элементарным знаком внимания симпатичной женщине! или нет:
женщине с изюминкой. Или нет: женщине – владелице ключа, поднятого со дна
Атлантического океана.
– Во-первых, я получил чудесные карты. Во-вторых,
чудесное письмо. И наконец, вы, Сашa. Этого больше, чем достаточно.
