Скорей бы до него добраться.
Еще вчера я сказала бы – «домой». Но со вчерашнего дня много
чего изменилось. А сегодняшний добил меня окончательно. Особенно приключение на
смотровой площадке, ну и натерпелась же я страху! Не исключено, что уже завтра
воспоминание о нем вызовет улыбку, а Фрэнки…
На Фрэнки я нисколько не сержусь.
Хорошо, что дело ограничилось сдержанным, если не сказать –
натянутым – поцелуем. Три года не заниматься любовью, чтобы в результате
получить такое вот недоразумение – нет уж, увольте!.. Мстительные мысли о
мужской несостоятельности Фрэнки придают мне силы, я отдышалась, пришла в себя,
лишь немного кружится голова и шумит в висках.
Но это скоро пройдет. Пройдет.
Я останавливаюсь возле углового дома, его фасад выходит
сразу на две стороны, но дверь – только в переулок, я проходила мимо нее
бессчетное количество раз и всякий раз она была закрыта. Даже днем. Теперь на
мостовой лежит квадрат света, дверь распахнута едва ли не настежь – etonnante!
[10]
Обогнув ее, я почти налетаю на пожилого араба, стоящего в
проеме.
Его темное, изъеденное временем лицо кажется мне неуловимо
знакомым. Ясин. Ну да, Ясин. Примерно так будет выглядеть Ясин лет через
тридцать. Продольные морщины на лбу, поперечные – у переносицы: их контуры
(едва заметные у рыбака) стали четкими, ясными. Мне в голову вдруг приходит
шальная мысль, выуженная из недр детства, где до сих пор гуляют котенок со
щенком, где полным-полно леденящих душу сказок, легенд и баллад: что если я
проблуждала в темноте тридцать лет, и Ясин уже успел бросить рыбный промысел, и
купил этот дом, и теперь поджидает меня. И что именно он развязал мешок со
специями, в которых я плавала: запах эстрагона, кориандра, базилика невыносим.
Что если?..
Эстрагон, кориандр, базилик – они как черные пастушьи псы,
стерегущие отары; они следят за тем, чтобы ни одна овца не отбилась. Мои
скудные арабские овечки при мне, для того, чтобы завязать разговор, достаточно
и их.
– Добрый вечер, – говорю я на арабском.
– Доброй ночи, мадам, – отвечает мне состарившийся
Ясин. С теми же интонациями, что и Ясин молодой.
– Отличный вечер. Очень теплый.
Араб прикладывает ладонь к груди. За его спиной –
прямоугольник комнаты, он освещен плошкой с открытым огнем. Свет неяркий, но он
позволяет рассмотреть внутренности: два резных шкафа, длинная скамья и станок,
занимающий едва ли не половину пространства. На таких обычно вытачивают
деревянную мебель, столики, шкатулки и сувенирных верблюдов.
– Вы не подскажете, который час?
Спросить о дне неделе, месяце и годе я не решаюсь.
– Полночь, мадам. Уже полночь.
Он не посмотрел на часы (и часов-то у него нет!), ответ был
заготовлен заранее, он не мог быть другим – etonnantel
– Спасибо.
Мне давно пора убраться, а я все еще стою у порога.
– Этот дом… Он казался мне нежилым.
– Вы живете в Эс-Суэйре, мадам?
– Уже несколько лет.
– Я купил его. Не так давно.
– А я снимаю номер в отеле. «Сулесьельде Пари». Может
быть, слыхали?
– Нет, – араб отрицательно качает головой.
– Здесь недалеко.
– Так мы соседи?
– Да. Наверное.
– Заходите ко мне на чай. По-соседски. Я буду рад.
– С удовольствием… Меня зовут Сашa.
– Са-ша? Сашa?
Он повторяет мое имя на разные лады, старательно
артикулируя. Назвать себя – это похоже на поднятую в приветствии руку, я вправе
ожидать ответного жеста. Который либо подтвердит мою безумную догадку, либо не
оставит на ней камня на камне.
– А я – дядюшка Иса.
Иса – не Ясин! Не Ясин – Иса! Напряжение, сковывавшее меня,
моментально спадает. И чего только не придумаешь, проблуждав в потемках. Реален
только запах специй, все остальное – лишь плод моей фантазии.
– Дядюшка…
– Все меня так называют. С незапамятных времен.
– Вы резчик, дядюшка Иса? – Я указываю подбородком
на станок в глубине комнаты. – Это ведь станок для обработки дерева, да?
– Верно, мадам. Только я не резчик. Я торгую пряностями
на рынке, а станок остался от старого хозяина. Жалко было выбрасывать, вот он и
стоит. С вами что-нибудь случилось, Сашa?
Вопрос совершенно неожидан, наша спонтанная неспешная беседа
никак его не предполагала.
– Нет, все в порядке.
– Вы как будто чем-то взволнованны.
– Небольшая размолвка с другом, – без зазрения
совести вру я старому человеку. – Ничего серьезного.
– Тот молодой красавец, с которым вы пришли сюда?
«Beau garcon», – сказал дядюшка по-французски, «beau
garqon» и есть красавец – выходит, он видел, как мы с Фрэнки подходили к
лестнице. Странно, что я не обратила внимания на открытую дверь дома и старика,
подпирающего ее косяк. С другой стороны, я была слишком увлечена (не столько
Фрэнки, сколько гипотетической возможностью своего падения) – кто в такой
ситуации станет обращать внимание на слившегося с пейзажем араба?
– Да, – подтверждаю я слова дядюшки. Ничего
другого мне не остается. – А вы находите его красавцем?
Дядюшка Иса трясет указательным пальцем и лукаво улыбается:
– Видный парень.
– Пожалуй.
– Молодые люди часто тратят время на ссоры, вместо того
чтобы тратить его на любовь. А жизнь так быстротечна, Сашa…
Чего мне не хватало в двенадцать часов ночи – так это
дежурной банальности от неизвестного старика.
– Я сама ненавижу всяческие ссоры.
– Вы очень рассудительная девушка. Может зайдете ко мне
на чай?
Ничего пугающего и ничего необычного в этом приглашении нет.
Если не учитывать время. Полночь, сказал мне дядюшка Иса; полночь – не самое
подходящее время для гостей. Обо всем остальном можно не беспокоиться –
марокканцы гостеприимны и ненавязчивы, а уж тем более такой милый старик, как
дядюшка Иса (с тех пор как я узнала, что он – не Ясин, иррациональная симпатия
к нему растет как снежный ком). Подвоха не будет.
– Боюсь, что уже поздно…
– Понимаю, – подтверждает дядюшка. – Хотите
подождать своего друга.
– Не хочу.
– Он не должен был оставлять вас одну вечером. Это
неправильно.
Кто бы спорил, дядюшка Иса, кто бы спорил!
– Ничего страшного. Я могу прогуляться домой и в
одиночестве. В Эс-Суэйре я как дома. А в следующий раз я обязательно загляну к
вам… по-соседски.
