Прежде чем бухнуться в кровать (пункт три в моем
расстрельном списке; пункт два – «выплакаться» – был вычеркнут по ходу, как
требующий дополнительных физических усилий, на которые я сейчас не способна) –
прежде чем улечься, я некоторое время бесцельно брожу по комнате. Убогая
гостиничная обстановка вопиет о том, что вить гнездо я так и не научилась. Как
не научилась обрастать вещами – все это следствие тотального равнодушия к самой
себе. И намертво (по самые гланды) вколоченной мысли, что Эс-Суэйра – рай
земной. Ну кому придет в голову тащить в райские кущи ковры, тарелки,
расписанные вручную, сборище кальянов и плакаты давно распавшейся зомби-трэш
группы «Spice Girls» – в кущах их не развесишь. Приехав в Эс-Суэйру с одним
чемоданом, я смело могу выезжать с тем же количеством груза, разве что к нему
прибавится полиэтиленовый пакет с троянскими дарами Ясина.
Ах, да.
Еще пишущая машинка.
«Portative».
Пишущая машинка, несомненно, украшает мой номер, равно как и
вправленный в нее листок:
…что мешает нам начать игру? Давай отбросим все и начнем…
«Someday my princess will come».
Что за черт?
Листок с началом (окончанием) неизвестного мне романа был
едва ли не священным, папская булла, свиток наставлений далай-ламы: ни одно из
сравнений не кажется преувеличенным. Из каретки он вынимался всего лишь раз, и
то с величайшими предосторожностями – когда я стряпала письмо Алексу Гринблату
(тогда же была заменена высохшая лента). Теперь строки из романа получили
продолжение – «someday my princess will come».
ОДНАЖДЫ ПРИДЕТ МОЯ ПРИНЦЕССА
Свежая мысль, свежий поворот сюжета и совсем уж свежий
оттиск, еще сегодня днем я видела листок в первозданном виде. Это может
означать лишь одно: кто-то за время моего отсутствия забрался в номер и мило
похулиганил. Не постеснялся сунуть нос в машинку, не постеснялся бросить пальцы
на клавиши.
Кем был этот человек?
Вскрывший номер (как минимум у него должен быть ключ),
оставивший послание (как минимум у него должны быть познания в письменном
английском) и абсолютно уверенный в том, что послание будет прочитано. Ведь
машинка стоит в моем номере, значит – я прочту его, рано или поздно.
Какой бы идиотской не выглядела шутка – круг шутников не
может быть широким. Постояльцы гостиницы и персонал, а чужие здесь не ходят.
Сначала я отметаю постояльцев (всех или почти всех), никто из них не знает, в
каком номере я живу. Наби, Фатима и Доминик – в курсе дела, но… Наби и с
разговорным французским едва справляется, где уж ему одолеть письменный
английский, потомственный поваришко Наби, стучащий на машинке, – это из
раздела ненаучной фантастики. Фатима – тоже фантастика, только научная. Двух
приходящих горничных можно смело поместить в рубрику «Сказки Шахерезады»,
остается Доминик.
У него единственного есть универсальный ключ от всех дверей,
он единственный умеет просачиваться в мой номер нелегально (свежесрезанные
цветы в вазе – тому подтверждение, они появляются каждый день, и я ни разу не
заметила как и когда), и еще – надпись. Она украшает напульсник из нашей с
Домиником галереи забытых вещей.
До сих пор надпись казалась мне невыразимо пошлой.
Теперь все по-другому.
Перенесенная с кожи на бумагу, она странно волнует меня.
Принцессой, забытой в пыльном шкафу, мог оказаться кто
угодно: собственно принцессы, урожденные обладательницы титулов, официантки,
получившие такое прозвище от шоферов-дальнобойщиков, бабочки, получившие такое
прозвище от энтомологов, самки дельфинов-афалин, получившие такое прозвище от
сотрудников дельфинария (где ты, Фрэнки?), самки мотоциклов «Харлей-Дэвидсон» –
мечта безлошадных спивающихся байкеров, японки с крошечными грудями – мечта
англосаксонских дряхлеющих интеллектуалов.
Однажды придет моя принцесса -
меня приглашают разделить чье-то ожидание. Чью-то
тинейджерскую веру, такую же фанатичную и такую же легко предаваемую, как вера
в Христа.
Но существует и другой вариант, гораздо менее
правдоподобный:
слова (или лучше назвать их заклинанием?) обращены ко мне,
коль скоро появились именно в моем номере. Следовательно, я и есть принцесса.
Не стоит так серьезно к себе относиться.
Не буду.
А Доминик слишком труслив, чтобы оставить подобный message,
слишком робок, слишком толст, слишком не уверен в себе. Стоп-стоп, днем он
свихнулся, стал другим, не тем Домиником, которого я знала раньше, не моим
Домиником, а новый Доминик вполне мог проявить себя и таким экстравагантным
способом.
Не стоит в это верить.
Не буду.
Знаю-знаю, о чем ты думаешь, Сашa, чего ты втайне страстно
желаешь – АЛЕКС, никто иной.
Алекс совсем рядом, за стеной, утром мы вместе изучали
внутренности шкафчика, дверь на балкон оставалась открытой, а фанерная
перегородка – не препятствие, за яичницей в «La Scala» он мучил меня странными
вопросами, изводил странными тестами, что – если это еще один, последний?., я
сошла с ума, свихнулась подобно Доминику, с чего бы это Спасителю мира пришла
блажь разыскивать меня среди грязных тарелок и рыбных костей, моей естественной
среды обитания?
Отсутствие любовных эмоций делает людей глупцами. Так же,
как и их наличие. А золотой середины, похоже, нет, в любом случае остаешься в
дураках.
Дура с босыми ногами, в джинсах и футболке – тоже я. Вместо
того чтобы найти покой в постели и утешиться ночной рубашкой, я влезла в старые
штаны с продранными коленями – три года назад это было чертовски модно, и ткань
была измордована мною лично, кустарным способом. Потом производство прорех в
штанах заимело промышленную основу, об этом шепнул мне варяг, притаранивший
часы прямиком с бухарестского железнодорожного вокзала. В джинсах я чувствую
себя много лучше, чем в платье, надпись на футболке гласит:
«BORN TO BE FREE»
[11]
.
Случай явно не мой.
И джинсы с футболкой тут не помогут. Фрэнки мог бы мне
помочь, но он ретировался. Жюль и Джим могли бы мне помочь, но они – сущие
кретины. Ясин мог бы мне помочь, но он поет колыбельные салаке и тунцу. Дядюшка
Иса мог бы мне помочь, но время для мятного чая еще не пришло. Остается…
Остается… Остается…
АЛЕКС, никто иной.
Алекс совсем рядом.
В соседнем номере, за соседней стеной. Я могу выйти в
коридор и постучать в его дверь, просто так, «по-соседски» (терминология
дядюшки Исы), со смехом поинтересоваться, почему он в одностороннем порядке
отменил приглашение на вечер, рассказать историю блужданий по смотровой
площадке старого форта, пожелать спокойной ночи и убраться восвояси. Или просто
пожелать спокойной ночи, минуя промежуточные пункты.
