Самолет. Вот почему он попросил Фатиму разбудить его в семь,
я могла бы сообразить. Время Спасителя мира расписано по минутам, график
составляется на годы вперед, каким-то чудом ему удалось выкроить крохи для
Эс-Суэйры, «прилетел и вскорости улетел» – в этом нет ничего удивительного.
Удивительно, что он уехал, не попрощавшись со мной. Впрочем, нет… Удивительно –
не совсем правильное слово. Он ударил меня под дых.
– Откуда ты знаешь про самолет?
– Он сам мне сказал. А мне – нет.
– Ясно. Что ж, придется прогуляться до аэропорта.
– Зачем? – пугается Доминик.
– Он кое-что забыл. – Безнадежность ситуации
заставляет меня врать и изворачиваться, на ходу придумывая фантастические
версии.
– Тебя? – Шутку толстяка не назовешь удачной.
– Очень остроумно.
– Я подумал, что все остальное не существенно. Все
остальное можно запихнуть в наш шкаф. Так мы всегда и делали, помнишь?
– Господи, Доминик, о чем ты?
– Тебе не нужно ехать. До аэропорта не меньше трех
часов.
– Двух с половиной. А если я постараюсь…
– На такой дороге не разгонишься!
– Разгонишься. Если я постараюсь, то смогу уложится в
два.
– В два – точно нет.
Сукин сын Доминик, ни разу не выезжавший в аэропорт, прав. В
два часа я не уложусь при всем желании.
– Посмотрим.
– Это самоубийство, Сашa… Ты не должна так поступать.
Ты…
– Я еду.
Мне нужно сделать над собой усилие, чтобы оторваться от
стойки. Если вопреки здравому смыслу я прямо сейчас поеду в аэропорт, то,
возможно, еще успею нагнать Алекса у регистрационной стойки. Не может быть,
чтобы у него не оказалось хотя бы полутора часов в запасе. Он приехал сюда на
арендованной машине, дорога не слишком ему знакома, только безумцы отправляются
по горному серпантину, не имея форы во времени. Если я прямо сейчас поеду в
аэропорт…
– Ты никуда не успеешь… – Я едва слышу Доминика, так
тихо он говорит. – Никуда.
– С чего ты взял?
– Я звонил в Агадир и наводил справки. Самолет вылетает
через час пятьдесят. Ты не успеешь, даже если бы наш рыдван был исправен.
Новый удар. Доминик месяцами не подходит к автобусу, я сама
устраняю мелкие неисправности в автомастерской по соседству, – откуда же
такая осведомленность?
– А он неисправен?
– Что-то с двигателем, – вдохновенно врет Доминик.
– Еще позавчера все было в порядке.
– А вчера произошло несчастье. Наби хотел навестить
мать и попросил ключи…
– Ключи у меня.
– Есть второй комплект. Ты забыла…
Я забыла. Я все забыла. Второй комплект от галереи забытых
вещей, второй комплект от автобуса, Доминик сделал все, чтобы я считала себя не
приживалкой – компаньонкой, самым незаменимым человеком в мире. Пошел ты к
черту, Доминик.
– Почему же Наби не обратился ко мне? Все знают, что за
автобус отвечаю я.
– Он искал тебя вчера вечером, но так и не нашел. Ты,
наверное, отлучалась.
– Да. Меня не было в отеле. – Глупо отрицать
очевидное.
– Я тоже прождал тебя напрасно.
– Неужели так и не поужинал? Тебе это на пользу.
И без того бледное, покрытое щетиной лицо Доминика бледнеет
еще больше, становится белым как бумага, – теперь он похож на настоящего
альбиноса. Красные глаза в обрамлении мертвенной белизны. Природная аномалия.
– Прости. Я не хотела тебя обидеть.
– Ты не можешь меня обидеть.
– Могу. Как оказалось – могу.
Я наконец-то отрываюсь от стойки.
– Подожди! – Доминик делает слабую попытку
остановить меня. – Я хотел бы объяснить тебе… Все объяснить. Почему я так
поступил…
– Не сейчас, Доминик. Только не сейчас.
– А когда?
– Не знаю.
– Ты не успеешь в аэропорт, – повторяет он, как
заклинание.
– Какая разница?..
Соваться к автобусу бесполезно. Если уж Доминик намекнул на
неисправности в двигателе. Которые сам же и организовал – я почти не сомневаюсь
в этом. Но наш автобус – не единственное средство передвижения в Эс-Суэйре.
Метрах в пятистах от отеля – стоянка такси. Машину можно поймать и просто так:
юркие, разваливающиеся на ходу «petit taxi» («Пежо», «Рено» и изредка – «фиаты»
старого образца) так и шныряют по улицам. Правда, за поездку в аэропорт придется
выложить не меньше ста евро, но деньги у меня есть.
Я вернусь в номер и возьму одну купюру из пяти. Транспортные
расходы – так транспортные расходы, пусть Алекс не волнуется, он выложил
денежки не зря. И почему я должна верить Доминику? (Дело не в автобусе, а в
полумифическом звонке в аэропорт.) Откуда Доминик мог узнать рейс, на котором
улетает Алекс, – не сам же Спаситель мира поведал ему об этом,
доверительно крутя пуговицу на рубахе! И потом, из аэропорта каждый день
отправляется десяток самолетов – Рабат, Касабланка, Париж и Марсель, а иногда
случаются Лиссабон, Барселона и Франкфурт, и, кажется, я как-то видела у
взлетной полосы «Боинг» с надписью «British Airlines» на борту. Совсем не факт,
что Алекс выбрал парижский или марсельский рейс, он мог оседлать и «British
Airlines», он мог взять билет на Лиссабон или Франкфурт, он мог взять билет до
Луны с транзитной пересадкой в Тимбукту.
Доминик блефует.
Я все равно доберусь до аэропорта и постараюсь найти Алекса.
И… Что я ему скажу, даже если увижу?
Что приехала проводить его – очень мило с вашей стороны,
маленькая умница.
Что он беспокоился напрасно, я сама в состоянии купить билет
до любого пункта назначения – очень мило с вашей стороны, маленькая умница.
Что я запомню ночь с ним навсегда, так хороша она
была, – очень мило с вашей стороны, маленькая умница.
Что не совсем вежливо уезжать, не простившись, что у меня
просрочен паспорт и нет визы ни в одну из стран Европы – как быть с этим и кто
поможет бедной русской девушке сменить место жительства? И на законных
основаниях влиться в exhibitions, auctions, galleries и modern art.
Бред.
Я веду себя как брошенная любовница, а ведь никакая я не
любовница. И Алекс – не любовник. Его не назовешь ни нежным, ни страстным, ни
похотливым, хотя в том, что он делал, проскальзывали и нежность, и страсть, и
похоть. Вернее, Алекс привычно имитировал и первое, и второе, и третье.
Имитировал по высшему классу: человеческое соитие с точки зрения дельфина.
Человеческое соитие с точки зрения осьминога. Вряд ли все дело во мне, будь на
моем месте другая женщина – все развивалось бы по сходному сценарию. Алекс не
станет затрачиваться, его эмоции (нежность, страсть, похоть и масса других, не
связанных с членом или связанных опосредованно) – его эмоции направлены на
себя. Только и исключительно. «Секс со мной не доставит вам удовольствия» – в
этих словах гораздо больше смысла, чем кажется на первый взгляд.
