– Много лет, с тех пор, как погибла моя семья.
Я – полная идиотка, пора бы уж к этому привыкнуть.
– Сочувствую…
– Жена и маленький сын. Автокатастрофа. Лобовое
столкновение с грузовиком. Шансов выжить у них не было.
Так мог бы сказать европеец, а никак не араб, гладкий и
вычурный французский дядюшки Исы сбивает меня с толку.
– Ужасно.
– Да. Я с трудом это пережил.
– Понимаю ваше горе.
– Вы загрустили. Плохо, очень плохо, когда молодая
девушка грустит. Нет ничего хуже…
Есть. Автокатастрофа. Лобовое столкновение с грузовиком.
Алекс Гринблат, исчезнувший в неизвестном направлении. Мертвец Фрэнки, он до
сих пор лежит у стены старого форта. Кстати, почему дядюшка не поинтересовался
небывалым скоплением народа – практически у дверей его жилища?
– Вы помирились со своим другом?
– Другом?
– Вчера вы сказали мне, что у вас с вашим другом
произошла ссора. Как видите, дядюшка Иса ничего не забывает.
– Да-да… Недоразумение разрешилось, и теперь все в
порядке.
– Рад за вас. В следующий раз приходите с ним.
– Непременно придем.
Фрэнки мертв, Алекс -
отчалил;
отвалил;
слился;
сделал ноги;
навострил лыжи – и вообще убрался к чертовой матери. С
концами. Остается только Доминик. Кусок трусливого дерьма! Трехлетнее
недоразумение по имени Доминик можно считать решенным – тут я не погрешила
против истины.
А Фрэнки – мертв, его не предъявишь, сложность лишь в том… В
ТОМ, ЧТО ДЯДЮШКА ИСА ВИДЕЛ ИМЕННО ФРЭНКИ!.. Как я могла забыть об этом? Вчера
вечером он наблюдал, как мы с молодым «beaugarqon» совершали променад в сторону
лестницы. ИМЕННО ФРЭНКИ, ИМЕННО ФРЭНКИ – бегущая строка на фоне изъеденной
временем стены, отличное дополнение к
Нужно отвлечь дядюшку от опасного разговора о моих
несуществующих друзьях.
– Вы прекрасно говорите по-французски, дядюшка Иса.
– А вы – не очень. У вас чувствуется акцент. Надо же,
какие тонкости!
– Это не мой родной язык. Я изучала его здесь, в
Эс-Суэйре, и, как видно, не очень преуспела. Я – русская.
– Русская? – Дядюшка морщит губы в улыбке. –
О-о! Калашников. Пельмени. Горбачев.
– А еще – водка и Путин.
– Да-да, Путин! Это ваш нынешний президент, знаю.
Россия – это страшно далеко.
– Гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Мало того что я щебечу с дядюшкой, как щебетала бы с любым
европейцем моложе сорока, – я еще употребляю достаточно многозначительные,
если не сказать – рискованные словесные конструкции.
– Верно, – подхватывает дядюшка. – Все в этой
жизни гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Мне только пригрезилось или в его голосе действительно
прозвучала угроза? А сласти и фрукты, расставленные на столе, призваны лишь
завуалировать, скрыть ее. Я могу проглотить апельсиновую косточку угрозы, а
могу выплюнуть ее, а могу и вовсе не заметить. Это будет самым правильным,
возьми себя в руки, Сашa!
Вдох-выдох.
Нет-нет, конечно же никакой угрозы от дядюшки не исходит, он
– сама любезность. А я – истеричка, которую добили неприятности с Фрэнки.
– Что касается меня, милая Сашa, – я много лет
прожил во Франции. И вернулся только теперь.
– Вы родом из Эс-Суэйры?
– Из Танжера.
Танжер. В возвышенных мечтах Доминика о Марракеше,
Касабланке, Рабате место Танжеру не нашлось. Там полно контрабандистов и
мошенников и процветает торговля гашишем – вот и все, что я знаю о Танжере.
На контрабандиста, а тем более на наркодилера, сбывающего
гашиш, дядюшка Иса не похож.
– Во Франции вы тоже торговали пряностями?
– У меня была маленькая лавочка в двадцатом округе
Парижа. Но торговля в последнее время не шла, и воспоминания о семье не давали
спать по ночам…
– И вы решили вернуться в Марокко?
– Что еще оставалось бедному дядюшке Исе? Вот, купил
здесь дом. Конечно, он слишком велик для одного. Но скоро должны приехать
племянники из Танжера, и дядюшка Иса снова будет окружен людьми.
Витиеватое обращение к себе в третьем лице режет мне слух,
оно никак не монтируется с беглым и не лишенным кокетства французским дядюшки.
Две несовпадающие по рисунки роли, которую дядюшка Иса тщетно пытается свести к
общему знаменателю. Но и этому может быть логическое объяснение: долгое
пребывание в постмодернистской Франции наложило на торговца пряностями свой
неизгладимый отпечаток.
– А что вы делаете в Эс-Суэйре, русская Сашa? Что вы
делаете в Марокко?
И правда, что я здесь забыла? Мое место совсем не на севере
Африки – а там, где ковбой Мальборо выпускает дым из ноздрей, где шестикрылый
серафим выщелкивает блох из перьев. Быть может, сочувствующему французу Исе я и
рассказала бы свою новейшую историю, но сочувствующему арабу Исе – никогда.
– Мне нравится Марокко. Мне нравится Магриб. А вообще,
я помогаю своему другу. У него отель неподалеку.
– «Сулесьельде Пари»? – Да.
– Вот видите, дядюшка Иса ничего не забывает!
– Хоть отель и маленький, но дел все равно много.
– Моя жена тоже мечтала об отеле. Пусть и маленьком.
Крошечном. Она была родом с севера Франции и мы прожили счастливую жизнь. Это
большое искусство – прожить с кем-то счастливую жизнь.
Конечно. Торговать пряностями – искусство попроще. Гонять в
футбол на пляже, ловить волну в океане – искусство попроще. Торговать рыбой с
катера «MENARA» – это и искусством не назовешь. А вот прожить с кем-то
счастливую жизнь – по плечу только виртуозам.
Мастерам экстра-класса.
Воздух риады разрезает мелодичный звон: как будто где-то
поблизости звякает скрытый от глаз колокольчик.
– Что это? – спрашиваю я.
– Кто-то хочет навестить дядюшку Ису.
– Вы ждете гостей?
– Марокканец всегда ждет гостей.
Еще один свежеиспеченный афоризм от дядюшки. Когда-то
натурализовавшегося в Париже и прожившего счастливую жизнь с женщиной с севера
Франции.
– Простите, Сашa. Я отлучусь на минуту, узнаю, кто
пришел.
– Я, пожалуй, пойду.
– Нет-нет, оставайтесь. Если бы вы знали, как мне
приятно ваше общество… Вы чем-то похожи на мою жену.
