Поравнявшись с воротами, процессия остановилась. Один из
убогих – глава этого увечного сообщества – подошел к часовым и, протянув, как и
полагается нищему, руку, произнес что-то жалостливое на неизвестном солдатам
короля языке.
Впрочем, солдаты его величества не знали ни одного языка,
кроме английского, и считали, что все эти дикари должны научиться говорить
по-человечески, то есть по-английски. Ближайший к нахальному нищему часовой
выучил одну очень полезную русскую фразу, которую он и произнес немедленно:
– Пошел вон!
На это отвратительный попрошайка ответил злобным
ругательством на своем варварском языке. В то же мгновение в руке у него
оказалось, словно вылившаяся из рукава живая ртуть, короткое широкое лезвие.
Нищий резко взмахнул рукой, которую только что протягивал за подаянием, и
располосовал горло несчастного Томми от уха до уха. Англичанин широко открыл голубые
глаза от изумления – он никак не ожидал от грязного дикаря такой наглости – и
хотел сурово прикрикнуть на мерзавца… Но вместо крика из его рта вылетели
только кровавые пузыри, а из широко разошедшейся раны хлынула на мундир алая
кипящая кровь… Несчастный англичанин грянулся оземь в полный рост, окропив
пыльную батумскую землю чистой британской кровью. Второй часовой схватился за
винтовку – замечательный английский карабин «ли-энфилд», приставленный к ноге,
но не успел закончить это движение, потому что еще один убогий с несвойственной
для калеки ловкостью метнул тяжелый вороненый клинок, который вонзился чуть
ниже правого уха англичанина, прервав в самом начале его военную карьеру.
Нищие преобразились: они побросали свои костыли и палки,
сбросили холщовые рубища и лохмотья и превратились в крепких молодцеватых
мужчин, смуглых и темноволосых, одетых в аккуратную полувоенную форму без
знаков различия. Они быстро разобрали поклажу осликов, в которой оказались
короткоствольные немецкие карабины «маузер».
В то время, когда за стенами миссии разворачивалась почти
безмолвная, но кровавая драма, изнутри к воротам мягкой пружинистой походкой
приблизился худощавый бледный человек в белом сюртуке и шляпе. Привратник,
которого слегка разморило на жарком батумском солнце, привстал и протер глаза.
Опять этот Морли, на этот раз один… Где он оставил свою пассию и почему выходит
из миссии, когда там происходит такой важный прием? Эти вопросы, может быть, и
мелькнули в голове привратника, но кто он такой, чтобы задавать вопросы? Он
повернулся спиной к переводчику, чтобы открыть ему калитку, и в то же мгновение
на его шее захлестнулся тонкий шелковый шнурок.
Привратник захрипел, забился в конвульсиях… он попытался
вывернуться, освободиться от ужасной удавки, но она глубоко врезалась в горло.
Последним усилием он развернулся лицом к своему убийце… Это страшное, хищное,
напряженное лицо, этот человек – вовсе не переводчик Артур Морли!
С этой мыслью привратник расстался с жизнью.
Бледный мужчина в белом сюртуке вгляделся в его глаза и,
убедившись, что привратник мертв, оттолкнул в сторону его тяжелое обмякшее тело
и потянулся к запору калитки. Открывая щеколду, он нечаянно защемил руку.
Слегка поморщившись от боли, он зашипел, как рассерженная змея, и произнес
странное короткое слово:
– Шейс-с-с!
Калитка отворилась, и на территорию миссии один за другим
пробежали несколько смуглых темноволосых мужчин в полувоенной форме без знаков
различия, вооруженных короткоствольными немецкими карабинами.
Главное здание миссии и несколько служебных построек были
живописно разбросаны среди роскошного субтропического сада. Перебегая от дерева
к дереву, нападавшие начали постепенно приближаться к резиденции
генерал-губернатора. Они двигались, стараясь не выходить на центральную аллею,
поэтому на пути у них оказалось одноэтажное белое строение кухни. Один из нищих
обошел кухню и, передергивая затвор, выглянул из-за угла. Там он увидел
сидящего на корточках ребенка. Он собрался было ударить мальчишку прикладом,
чтобы тот не известил англичан испуганным криком о нападении, но сорванец
поднял на янычара лицо, и тот на долю секунды растерялся, увидев совершенно
взрослую и крайне злобную физиономию толстого рыжего карлика. Черевичка
выразительно прижал палец к губам, и тут же растерянный турок упал как подкошенный
– на затылок ему обрушилась короткая дубовая дубинка. Плечистый одноглазый
разбойник с лицом евангельского Вараввы тихо хихикнул и подмигнул Черевичке: на
пару они убили таким манером не одного зазевавшегося олуха.
В ту же минуту на турок, кравшихся мимо здания кухни, было
совершено абсолютно неожиданное нападение.
Окна кухни разом отворились, и на затаившихся воинов султана
обрушились потоки кипящего супа, который, кстати, ни на что другое не годился,
потому что был совершенно несъедобен. Котлы с этим супом заранее кипели на
огромной плите, и теперь, по команде звероподобного Ибрагима, их содержимое
выплеснули на крадущихся янычар.
Обваренные турки с истошными воплями шарахнулись от окон. Их
командир, счастливо избежавший кипящей напасти, ругаясь последними турецкими
словами, собирал свой изувеченный и деморализованный отряд. Страшные вопли
ошпаренных сделали невозможным дальнейшее бесшумное продвижение, и турки
попытались обстрелять неизвестных врагов, но за окнами кухни уже никого не было
видно. Тогда главный янычар распорядился взять кухню штурмом – продвигаться
дальше к резиденции генерал-губернатора, оставив противника в тылу, было
слишком опасно.
Турки распахнули дверь кухни и стремительно ворвались
внутрь.
К своему удивлению, в огромном помещении кухни они никого не
увидели.
На больших дровяных плитах кипели котлы, на сковородах
скворчало мясо, что-то варилось и тушилось, но людей не было.
Турки медленно и осторожно прошли внутрь, держа наготове
карабины. Жара была неимоверная, пот заливал глаза. В жарком безлюдном
помещении чувствовалась таящаяся угроза, подстерегающая опасность… Бойцы
разошлись в стороны, чтобы обследовать все здание, – ведь тут только что
были люди, все говорило об этом – не могли же они исчезнуть без следа?
В помещении царила тишина, нарушаемая только бульканьем воды
в котлах и скворчанием жира на сковородках.
И вдруг эта напряженная тишина разрядилась страшно и
неожиданно. Сверху, с потолка, на турок посыпались страшные существа – не то люди,
не то обезьяны, не то сказочные демоны, – заросшие, небритые, со злобными
разбойничьими физиономиями… Они подкарауливали турок, уцепившись за темные
закопченные потолочные балки, и теперь обрушились на них, как горная лавина.
Турки сопротивлялись отчаянно, они стреляли в упор из карабинов, отбивались
прикладами и штыками. Разбойники действовали привычным оружием – огромными
кривыми ножами, короткими тяжелыми дубинками, свинцовыми кастетами, обрезками
труб… В тесном помещении такое оружие было удобнее, чем карабины, кроме того,
на стороне разбойников была внезапность – турки были растеряны, обварены
кипятком, деморализованы внезапным нападением, рассредоточены…
