– А, кажется, я догадываюсь, о ком вы говорите.
– Вот и прекрасно. Обратите внимание на то, что ваш
знакомый избрал своей резиденцией Феодосию. Крым сейчас – наиболее важная
стратегически точка юга России. Он дает возможность контроля морских путей,
близок к Закавказью, оттуда рукой подать до Батума… Обратите внимание на
состояние дел в нашей батумской резидентуре. Батум на какое-то время станет
важнейшим узлом Закавказья – важный и удобный порт, выход к бакинской нефти…
Там чрезвычайно сильна турецкая агентура – турки традиционно считают Батумскую
область зоной своего влияния, воспринимают английское присутствие как
временное. Учитывая, что в правительстве Ллойд Джорджа вынашивают планы вывода
наших войск из Закавказья, важность Батумской области для нашей политики в
регионе еще более возрастает. Следует поддерживать аджарских кадетов во главе с
Масловым, которые проводят политику сближения с деникинским Особым совещанием.
Однако следует учесть, что активные связи батумских кадетов с югом России могут
привести к проникновению в Добрармию турецких агентов. Борьба с этой агентурой,
ее выявление – это еще одна задача вашей миссии…
– Совершенно верно, сэр Уинстон, – прервал мистер
Солсбери затянувшийся монолог своего энергичного собеседника. – Я получил
шифрованное сообщение о том, что наш резидент в Батуме раздобыл список
засланных турками в Крым агентов. Этот список в ближайшие дни будет доставлен
секретным связным в Крым, так что к моему приезду я смогу передать его человеку
Лукомского. Это было бы крайне удачно с точки зрения придания генералу
Лукомскому еще большего политического веса…
– Прекрасно. – Сэр Уинстон допил портвейн и
откинулся на спинку кресла. – Кстати, если вы увидите командующего
Добровольческой армией генерала Май-Маевского, сообщите ему о том, что его
величество намерен в ближайшее время пожаловать генералу титул лорда.
– О-о! – Мистер Солсбери удивленно поднял брови.
– Ничего удивительного. Май-Маевский – замечательный
тактик. Он прекрасно использует возможности современного транспорта –
перебрасывая относительно небольшие контингенты войск по железной дороге, он
вводит их в бой зачастую в один и тот же день на разных участках фронта, тем
самым успешно преодолевая сопротивление значительно превосходящих по
численности сил противника. Не забывайте, что Добрармии приходится воевать и с
красными, и с зелеными, и с Петлюрой…
Сэр Уинстон посмотрел на часы и встал.
– Должен откланяться. Меня ждут в адмиралтействе. Желаю
вам успехов и надеюсь на прекрасные результаты вашей миссии.
Он колобком выкатился из Георгианского зала и мгновенно на
его месте возник мистер Лестер, тактично ожидавший завершения разговора в
соседней комнате.
Опустившись в кресло, он с любопытством взглянул на мистера
Солсбери.
– Не правда ли, – заговорил он, чувствуя, что
молчание затягивается, – Первый лорд адмиралтейства – весьма перспективный
политик? Если бы консерваторы пришли к власти, сэр Уинстон Черчилль
[6]
мог бы стать премьером… Хотя англичане не любят аристократов в политике, а сэр
Уинстон – виконт, в родстве с герцогами Мальборо… И вообще, такой твердый и
энергичный человек нужен у власти только в критические моменты истории, в
период войн и политических потрясений. В относительно благополучные времена
такие люди могут быть опасны, так что сэр Уинстон может стать премьером только
в случае новой войны, а этого, даст Бог, не случится…
– Не правда ли, – прервал приятеля мистер
Солсбери, не склонный сегодня говорить о политике, – в походке Джеральдины
есть та грациозная царственная легкость, которая говорит нам о подлинном
аристократизме, о многих поколениях родовитых предков… Я уверен, что на скачках
в Аскоте она придет первой.
Глава 2
Борису снилось, что он умирает от тифа. С тех пор как он с
трудом выжил, ему часто снилась болезнь. Опять во сне он ехал в поезде, в
набитом вагоне. В его распоряжении оказалась вся верхняя полка, потому что
никто не хотел сидеть рядом – боялись заразиться. Задыхаясь от жара, Борис под
унылый стук колес терял сознание, потом ненадолго приходил в себя, просил пить,
никто не подходил к нему, тогда он опять начинал бредить. Смутно помнит Борис,
как поезд остановился в чистом поле, слышались крики, выстрелы, ржание лошадей.
Всплыло и загуляло по вагону страшное слово «махновцы». Сунулась наверх
страшная рожа в мохнатой шапке с заплывшим глазом, грозила револьвером.
Последнее, что помнит Борис, – это как его тащили за ноги по вагону и
выбросили на подтаявшую мартовскую землю.
Через некоторое время от холода он пришел в себя. Махновцы к
тому времени нагрузили подводы награбленным добром и ускакали. Поезд тоже
потихоньку тронулся к ближайшей станции. У полотна валялось несколько трупов –
мужчина в офицерской форме без сапог, старик, раздетый до белья, еще какие-то
люди, одна женщина…
Борис встал на ноги и, шатаясь, побрел вдоль полотна вслед
поезду. В будке путевого обходчика старуха напоила его чаем с малиной и
разрешила отлежаться несколько дней. Тифа она не боялась. Борис сам удивлялся,
как выжил, видно, не судьба была ему тогда умереть.
Разбудил его скрип открываемой двери. Надзиратель принес
ведро воды с кружкой, привешенной на цепочке. Обитатели камеры, как муравьи,
поползли на водопой. Борис выпил кружку теплой железистой воды и почувствовал
себя лучше. Голова прошла, пока он спал. Дверь снова открылась, впустив
немолодого приземистого солдатика.
– А вот который Ордынцев! – весело крикнул
он. – Выходи!
Борис поднялся и молча пошел к выходу. По камере пронесся
тяжкий вздох.
На улице солнце клонилось к закату. Было жарко и пыльно,
каменные дома выпускали накопленный за день зной.
– Куда, дядя, пойдем? – спросил Борис хмуро.
– Известно куда, – охотно отвечал солдат, – в
контрразведку, вот куда.
– Тогда веди подольше, – вздохнул Борис, –
мне спешить некуда.
Они пошли через пустеющий базар, где солдат разрешил Борису
купить у припозднившейся торговки пирог с луком и яйцами, причем Борис,
доставая деньги, встал так, чтобы солдат их видел.
– И-и, матушка, ты мне так не говори, что у меня
пемадоры дороже! Это у тебя такое сумнение! – втолковывала толстая
загорелая торговка унылой женщине в черном. – Ты-то, матушка, тут
недолочко, а мы уж всякого повидавши. И при курултае
[7]
ихнем,
татарском, в Крыму жили, и при Сулькевиче, и при господине Крыме жили, и при
красных, прости Господи, привелось… Вот уж когда, матушка, не то что дорого, а
и вовсе нечего было на зуб положить! Куда что подевалось – ни тебе хлебца даже
купить. А как энти-то, деникинцы, пришли, тут тебе сразу и булки белые
появились. А ты говоришь – пемадоры тебе дорогие! Вон, господин повар
английский, тот уж если берет, то не торгуется ни трошечки. Хороший такой
господин, даром что по-нашему ни слова, а в провизии понимает… Может, кавунчика
недорогого хочешь?
