– Откровенно говоря, не очень, – признался Борис.
– Основное население Крыма – татары, процент – русских,
процент – греков, процент – итальянцев, еще из средних веков. Но татары мечтают
о независимости Крыма. В декабре семнадцатого они созвали в Бахчисарае свой
парламент – курултай и избрали Крымско-татарское национальное правительство под
председательством своего лидера Сейдамета. В январе восемнадцатого года
татарская конница пыталась нанести удар по красному центру Крыма – Севастополю,
но потерпела поражение. В Крым пришли ненадолго красные, но потом в апреле
восемнадцатого немцы двинулись через Перекоп и захватили Крым. Под эгидой
немцев образовалось Крымское краевое правительство Сулькевича, в котором
министром иностранных дел опять-таки был Сейдамет. Потом Крым занял Деникин.
Формально татары с нами, в Добрармии есть татарские батальоны, они успешно
воюют против красных, но кто знает, что они думают на самом деле?
– Гм, – осторожно прервал Борис рассуждения
Горецкого, – не кажется ли вам, Аркадий Петрович, что сейчас нужно
действовать решительно? Сегодня вечером прибывает новый человек, сказал некий
господин Вольский. То есть можно предположить, что сегодня вечером после
полуночи прибывает новый курьер. Что он везет или собирается забрать отсюда –
мы выясним, когда возьмем его.
– Мы? – прищурился Горецкий. – Да вам,
голубчик, надобно сидеть здесь, с Марфой Ипатьевной и носу не показывать в
город.
– Не думаю, – невозмутимо ответил Борис. –
Господин Вольский, который, судя по всему, у них главный, меня в лицо не знает.
Знают меня двое татар, так их нужно нейтрализовать, а курьера в южной бухте мы
встретим сами. Солдат дадите несколько человек?
– Солдат-то дадим, – медленно проговорил
Горецкий. – Ладно, Борис Андреевич, мы вот как поступим. Я прямо сейчас
поговорю тут с одним человеком в контрразведке, он специалист по татарам.
Думаю, по вашему описанию он этих двух татар опознает. Судя по всему, люди это
среди татар известные. Дальше, перехватим их в городе и арестуем по
какому-нибудь мелкому поводу. Тогда можно будет вечером спокойно встречать
курьера. Возьмем его, узнаем, что это за салон такой, чем там занимаются и
какое отношение он имеет к татарам. Сейчас вы отдыхайте, в порядок себя
приведите, отдайтесь в руки Марфе Ипатьевне – уж очень она над вами
хлопочет. – Горецкий недовольно усмехнулся, чему Борис снова удивился, но
сделал вид, что ничего не произошло.
– Так что мне пора уходить. Саенко с инструкциями
пришлю. – И Горецкий торопливо вышел.
Керим и дядя Мустафа пришли в город по своим делам. Они не
спеша лавировали в рыночной толпе, прицениваясь для вида к баранине и овощам.
Неожиданно какой-то плюгавый господинчик гнусной наружности схватил дядю
Мустафу за руку и истошно завопил высоким бабьим голосом:
– Вор! Держи вора! Кошелек украл!
Окружающие еще растерянно оглядывались, не зная, чью сторону
принять, – уж больно гнусен был обворованный, а уже двое крепких
молодчиков хватали дядю Мустафу за руки и тащили его вон из толпы.
Рослый и плечистый Керим бросился было на помощь
родственнику, но потом, сообразив что происходит что-то странное, никак не
похожее на обычную базарную сцену, попытался убежать, но его уже окружили целой
толпой и поволокли следом за дядей.
Обоих татар под усиленной охраной привели к зданию тюрьмы, и
сопровождавший всю процессию поручик из контрразведки, который и сам толком
ничего не знал, передал их с рук на руки начальнику тюрьмы, лаконично
предупредив:
– Воры. Задержаны на рынке. Продержать не меньше
недели. Если сбегут – головой ответите.
Начальник тюрьмы совершенно ничего не понял: почему рыночных
воров приводят под такой многочисленной охраной, почему их нужно держать в
тюрьме именно неделю… одно он понял ясно: что ответит за них головой, и
приставил к камере, куда определил дядю и племянника Мислюмовых, постоянный пост
охраны.
Моторный катер татар-контрабандистов заглушил двигатель на
мелководье, не доходя до берега саженей сто. Дальше было так мелко, что катер
пропорол бы себе днище. Ночь была безлунна, только бесчисленные крупные южные
звезды густо усыпали черное бархатное небо, как бриллианты в витрине ювелирного
магазина Михаила Серафимчика.
Человек спрыгнул с борта катера и побрел в сторону берега по
пояс в воде, держа над головой вещевой мешок. Татары завели мотор и ушли от
греха.
Человек медленно брел к берегу, ощупывая ногой дно, чтобы не
свалиться в яму, и одновременно всматриваясь в темную массу берега.
Когда он наконец выбрался на сушу, неподалеку из кустов его
тихо окликнули:
– Сюда господин, сюда!
Курьер пошел на голос, но внезапно чуть в стороне он услышал
звук передернутого затвора. Поняв звериным чутьем, что попал в засаду, курьер
бросил на землю мешок и стрелой бросился вдоль берега.
– Стой, стой! – закричали сзади. – Стой!
Уйдет!
– Не стрелять! – раздался чей-то командный голос,
но выстрел уже прогремел, опередив приказ.
Тяжело топая сапогами по камням, казаки бежали по берегу.
Вдруг один из них остановился над чем-то еще более темным, чем окружающая ночь.
– Так что позвольте доложить, ваше благородие, –
смущенно сказал казак подбежавшему офицеру, – не убег. Кажись, мертвый.
Офицер наклонился над телом, пощупал пульс, выпрямился:
– Сказано же было – не стрелять!
– Так что, сбег бы, ваше благородие! Темень же, хоть
глаз выколи. Точно бы сбег. Только до кустов бы добежал – и все.
– Это ты его уложил, Угловой?
– Так точно, ваше благородие.
– Хороший выстрел. В темноте… ты на звук его, что ли?
– Известное дело, на звук, ваше благородие. Мы на охоте
приучены – зверь, он же завсегда прячется, только на звук его и достанешь…
– Ладно, Угловой, что с тобой поделаешь… берите его,
несите в город. И мешок его тоже прихватите.
– Ну-с, Борис Андреевич, подведем итоги, –
достаточно кисло заметил Аркадий Петрович Горецкий на следующее утро, сидя за
завтраком. – Перестарались эти, из контрразведки. Сказано им было – взять
живым, а они, видно, чтобы не возиться…
– Сказать легко, – не выдержал Борис, – а
если темень была кромешная…
Открылась дверь, и Саенко внес аппетитно скворчащую яичницу
на огромной сковороде. Борис потянул носом и замолчал. Минут десять в комнате
царило молчание: Горецкий хмурился недовольно, ковыряя в тарелке, а Борис
просто ел с аппетитом. Нельзя сказать, что он был рад давешней неприятности,
просто Горецкий порядочно надоел ему своими поучениями и менторским тоном.
– Итак, что мы имеем? – скрипучим голосом начал
Горецкий.
