– Пошутил он, да она же на господина подполковника
заглядывается!
– Чего? Да он же старый!
– Старый… – ворчал Саенко. – Это ты молодой,
дак тебе все, кто старше сорока, стариками кажутся. Он и не старый вовсе,
всего-то пятьдесят годочков будет…
– Ну надо же! А он-то как?
– Как-как, – досадливо бубнил Саенко, – она
женщина видная, красивая еще. А что из простых, так теперь, в такое-то время
страшное, это и не важно. А вообще-то я ничего не знаю, – рассердился
Саенко, – ничего я не видел…
– Ладно, Саенко, – примирительно начал
Борис, – они уж сами между собой разберутся, а Марфа Ипатьевна не
рассердится, она меня любит.
– За что только? – проворчал Саенко, чтобы
оставить за собой последнее слово.
На следующее утро в одном из домиков на окраине города
сидела мещанка Авдотья Лаврентьевна Голосова с колодой карт в руке. При
ближайшем рассмотрении видно было, что Саенко, называя Авдотью шельмой, ничуть
не ошибся, да кроме этого, была она еще и, что называется, ухарь на все руки –
мигом примечала зорким глазом все вокруг себя, оттого и гадание ее часто
удавалось.
– Ну, матушка, Марфа Ипатьевна, пошепчи на короля-то,
вернее выйдет.
– Шепчу, Авдотья, шепчу, – ответила Марфа
Ипатьевна.
Король был никакой не трефовый, а пиковый красавец, что по
гаданию означает: солидный человек, в годах, но крепкий – военный, а если
штатский, то в большом чине. Авдотья Лаврентьевна ловко раскидывала карты.
– Ну вот видишь, матушка, как он о тебе думает… так на
него и легла… А в головах-то поздняя дорога с тузом…
– Да куда ж мне ехать-то? – удивилась Марфа
Ипатьевна, внимательно оглядывая тесную комнатку.
То же самое она проделала в сенях, даже споткнулась нарочно,
чтобы заглянуть под лавку.
– Да не тебе дорога-то, ему… Но ты не беспокойся, он
возвратится скоро… Четыре дамы собрались… ну, это сплетни. Валет пиковый –
хлопоты, да все попусту… тут еще король бубновый вертится – к чему бы он возле
тебя… Да ты, мать моя, меня и не слушаешь? – вдруг неприязненно спросила
Авдотья.
– Как не слушать, Авдотья Лаврентьевна, –
спохватилась гостья, – затем и пришла к тебе, чтобы послушать да
поглядеть, как карты лягут. Больше и спросить некого, одна ты у нас на весь
город знаменита, – льстиво добавила Марфа Ипатьевна.
Авдотья поджала губы, но от таких слов помаленьку растаяла.
– Так что не сумлевайся, Марфа, король этот,
военный-то, – дело верное, вот он весь возле тебя. Сама видишь.
– Так-то оно так… – в сомнении протянула Марфа
Ипатьевна, – да только боязно мне. Но тебе спасибо, Авдотья Лаврентьевна,
за добрые вести. Прими уж, не побрезгуй. – Она протянула гадалке деньги,
зажатые в кулаке.
– Да зря ты беспокоишься, – деланно равнодушно
ответила Авдотья, но деньги взяла со словами: – Ну разве что в церковь завтра
пойду, так бедным раздам.
Аркадий Петрович в лучшем своем штатском костюме (накануне
Марфа Ипатьевна долго трудилась над ним с утюгом и потом любовалась делом рук
своих) вошел в магазин Серафимчика на Итальянской.
Навстречу солидному посетителю кинулся шустрый приказчик, но
не успел сказать и двух слов, как из своего кабинета вышел сам хозяин, за
долгие годы занятий своим серьезным делом выработавший особенное шестое
чувство, позволяющее ему по шагам отличать серьезных людей от просто зашедших в
магазин полюбоваться драгоценностями. Сложив руки на огромном животе, обтянутом
жилеткой из белого пике, Серафимчик неторопливо и величественно двинулся
навстречу Аркадию Петровичу, приветливо улыбаясь в пушистые усы:
– Рад приветствовать, рад приветствовать. – Он
сделал еле уловимый жест левой рукой, после которого приказчик исчез, как будто
его спрятали в шляпу фокусника, а хозяин еще раз повторил чуть тише: – Рад
приветствовать, господин полковник.
– Подполковник, – вполголоса поправил его
Горецкий, который привык уже не удивляться, что все в городе каким-то
непостижимым образом знают его чин, хоть он старался не показываться в форме в
людных местах.
– Я так понимаю, судя по вашему прекрасному костюму, вы
хотите, чтобы вас не узнали, а тогда какая разница – полковник, подполковник…
Пусть хоть генерал-фельдмаршал. Для меня важно только одно: вы солидный
человек, и я готов служить вам в меру своих слабых сил.
– Увы, Михаил Исаевич, я сегодня не намерен у вас
что-либо покупать.
– Какая разница. – Серафимчик пожал полными
плечами. – Не сегодня так завтра или в следующем году… Если мы все будем живы.
Да и вообще – коммерсант не может позволить себе ссориться с могущественными
людьми. Итак, чем могу служить?
– Я так понимаю, Михаил Исаевич, что в этом городе вряд
ли кто-то больше вас знает о бриллиантах?
Серафимчик скромно потупился и проворковал:
– Смею надеяться, что не только в этом. По-моему, в
Новороссийске открыл магазин Рубинштейн из Петербурга – он, конечно, тоже
неплохо разбирается в камнях…
– Новороссийск – это уже не Крым, – улыбнулся
Горецкий, чтобы смягчить нетерпение, с которым он собирался прервать
ювелира, – так вот я хотел спросить вас как специалиста: если бы здесь, в
Феодосии, появился крупный бриллиант…
– Насколько крупный? – с интересом перебил ювелир
Аркадия Петровича.
– Ну, карат двадцать…
– Двадцать? Уж не о кулоне ли госпожи Романовской идет
речь?
– Возможно. Об этом мы с вами еще поговорим. А пока я
хотел бы знать – если бы здесь появился такой камень, как его могли бы
реализовать?
Серафимчик выпучил темные маслины глаз и почти прошептал:
– Разумеется, купить такой камень за его настоящую цену
мог бы только я… С другой стороны, весь город знает, что бриллиант забрали,
убив его хозяев, а я с уголовниками никаких дел никогда не имею… Есть еще один
вариант – камень могли распилить на несколько более мелких и продать разным людям…
Ах, как это было бы обидно! Я хорошо знаю эту вещь, держал ее в руках… Ах, как
было бы обидно! Но темными делами я не занимаюсь. А что, камень действительно
появился?
Горецкий чуть заметно поморщился:
– Что у вас за манера, право, Михаил Исаевич, вопросом
на вопрос… А если бы его действительно распилили на несколько частей – кто бы
это мог сделать?
– Кто бы мог? Так я вам сейчас покажу всех, кто бы это
мог. – Ювелир жестом пригласил Горецкого следовать за собой и направился в
глубь магазина.
Миновав сам торговый зал, уставленный горками и витринами
красного дерева, внутри которых на черном и красном бархате сверкали камни и
украшения, чудом провезенные владельцами через Россию и Украину, через красных,
махновцев, петлюровцев и обыкновенных бандитов, миновав темный коридор, в
который выходили двери жилых комнат и служебных помещений, Горецкий и
Серафимчик оказались в просторном помещении ювелирной мастерской.
