– Но когда-нибудь они вспомнят.
– Так уезжайте. Сегодня же. Найдите лодку. Украдите, если понадобится. С веслами сумеете справиться?
– Я должен бежать? – Кажется, он искренне удивился.
– Тот человек, второй, который вешал гирлянды. Он вернется сюда, чтобы узнать, что случилось. И он не будет любезен в расспросах.
– Пусть приходит, – простодушно разрешил Леви Лотт. – Мне все равно нечего ему сказать.
– Боюсь, в это он не поверит. А даже если и поверит… Вы не переживете этот разговор.
– Пусть.
Он наконец-то посмотрел мне прямо в глаза, посмотрел так светло и спокойно, что можно было больше не тратить время и силы на предупреждения. Ввиду полной бессмысленности.
– Хотите умереть?
– Моя жизнь была посвящена служению. Не знаю, поймете ли вы… Ну неважно. Я не вижу себя в другом месте, при других хозяевах. И не вижу себя свободным. Если нить, привязывающая меня к залу, порвется, я не обрету свободу. Это… это больше чувств и всего прочего. Я должен был исправно служить и служил, а потом вдруг невинный поступок обернулся чуть ли не преступлением против всего, что составляет меня с ног до головы. Я предал не своих хозяев. Я предал себя. И… я не чувствую себя живым. Больше не чувствую.
Он был уверен в том, что говорит. Для меня его слова могли звучать как угодно, но достаточно было прислушаться к интонациям, чтобы поверить и принять решение Леви Лотта вместе с ним самим. Безоговорочно.
– Вы умрете, как только он доберется до вас.
– Повторю: мне не страшно умирать, эрте. Я уже мертв. Или умру в самом скором времени.
– Что ж, тогда… Окажете мне услугу напоследок? Вам она ничего не будет стоить.
– А вам?
А для меня это будет подарком. Самым роскошным на свете.
– Так окажете?
– Почему бы и нет? – согласился хозяин танцевального зала.
– Когда тот человек придет к вам… Не знаю, насколько быстро это случится, но случится обязательно. Так вот, он непременно спросит о том, кто убил его товарища. И вы должны указать на меня.
Он попробовал улыбнуться:
– Тоже торопитесь покинуть этот мир?
– Наоборот. Опишите ему мою внешность, скажите, что я остановился в гостевом доме у Западной арки и что… – Ну да, об этом непременно нужно упомянуть, чтобы убийца закусил удила. – Что я пришел сюда вместе с красивой белокурой девушкой, но приглашена на праздник была только она одна. Справитесь?
Леви Лотт понимающе кивнул:
– Хотите устроить ему ловушку?
– Самую надежную из всех.
– Я сделаю все, как вы сказали. Это и в самом деле не будет мне ничего стоить, – улыбнулся хозяин танцевального зала. – Надеюсь, у вас получится то, что вы задумали.
– И у вас, надеюсь, тоже.
* * *
Наверное, более дурацкого пожелания человеку, идущему на смерть, придумать было невозможно, но мой собеседник принял его как должное. Нет, даже как некую особую честь, потому и церемонно поклонился на прощание. Я же раскланиваться не стал, чтобы не терять время зря.
Хозяйка гостевого дома открыла на мой стук сама, и, судя по совершенно свежему и слегка разгоряченному лицу, в эту ночь не то что еще не ложилась спать, но вовсе не собиралась смыкать глаз.
– Старшина Сепп сейчас в городе или на службе?
– Малыш Рино? Должно быть, гуляет. Порт с полудня закрыт, ведь яра-мари – праздник для всех!
– Как скоро вы можете его найти?
– Что-то случилось? – обеспокоенно спросила женщина.
– Еще нет. Но обязательно случится. И я буду весьма благодарен, если вы передадите старшине Сеппу несколько слов.
– О, разумеется! Я как раз собиралась выйти в город.
– Когда найдете его, скажете: как только станет известно о том, что хозяин танцевального зала, некий Леви Лотт, убит или бесследно пропал, это значит, что на постояльца, которого старшина привел в ваш дом, скоро будет совершено нападение. Или уже совершается. Запомнили?
Она кивнула, правда, чуть неуверенно, и я повторил:
– Когда убийца закончит с Леви Лотом, он придет сюда. За мной. И я не откажусь от чьей-нибудь помощи.
– Сейчас же побегу его искать! – пообещала женщина.
– Не торопитесь слишком сильно, эрте. Время еще есть.
– Все вы обычно так говорите! – пожурила она меня, выпархивая за дверь.
Но времени и вправду оставалось еще достаточно. Если тот бритоголовый не ворвался в зал сразу же, как одержимые бросились врассыпную, значит, он либо осторожнее, либо умнее своих товарищей. Он конечно же выждет, пока все вокруг не стихнет, только тогда прижмет Лотта к стенке в глухом углу. А смертник не станет откровенничать сразу, потому что не собирается жить и не боится умирать. Получив желанный ответ, убийца отправится сюда, чтобы долго ходить около гостевого дома, наблюдая за прохожими, светом в окнах и прочими подобными штуками, помогающими понять, насколько свободен путь к цели. И только потом, когда сто раз все проверит, бросится в атаку.
А я не буду прятаться.
Темнота и тишина – лучшие собеседники, когда надо поразмышлять о чем-нибудь. О серьезном или пустячном, неважно. А вот когда думать не хочется вовсе, тишина начинает звенеть в ушах почище комариного зуда. Так громко и пронзительно, что почти заглушает звук шагов.
– Я думал, ты уже не вернешься.
Лус молча прошла в комнату и присела на кровать, подобрав юбки.
– Только не говори, что тебя прогнали прочь. Хотя хозяева любят так поступать со слугами, особенно когда сами не в духе.
– Меня не прогоняли.
– А чего же тогда ушел?
Карие глаза сверкнули угольками.
– Похоже, ты не слишком-то рад моему возвращению.
– Просто не вижу в нем смысла. Там, в танцевальном зале, по-моему, и слепому стало бы ясно, что нам больше не по пути.
Демон вздохнул.
– Или ты принял желаемое за действительное? Решил, что обрел нового союзника, вернее, покровителя, и ошибся?
– Я… – Лус оперлась локтями о колени, выгнув спину дугой, хотя в жестком корсете платья это наверняка было неудобно, а может, и болезненно делать. – Я не ошибся. И я нашел того, кого искал. Наконец-то нашел.
Что-то новенькое. Секрет, в который меня не посвящали? Он самый. Только сейчас все это уже не имеет значения.
– Я думал, что случайно оказался здесь, в вашем мире. Думал, что после смерти мне вот так странно повезло… Только в этом я и ошибся. Его высочество кое-что рассказал мне о методах своего отца, и стоило лишь припомнить нашу с ним последнюю беседу, как все окончательно прояснилось.
