И как только желание вспыхивает в моем сознании, наступает благословенная тишина.
– Я могу уйти отсюда?
Она отвечает не сразу, ведь ей требуется время стряхнуть с себя невидимую паутину собеседников.
– Конечно. Предупредить об этом?
– Кого?
– Тех, кто не с нами.
Непривычно звучит. И не слишком-то приятно.
– Да, пожалуйста.
Кана кивает, ослабляя объятия, бережно ставит меня на пол, и только теперь я понимаю, что все это время мы парили в воздухе.
– Будь осторожен с новыми силами. Люди… они так хрупки. Но это не их вина.
Люди? А вы-то кто такие? Мните себя выше прочих лишь потому, что правдами и неправдами, а главное, огромными жертвами нашли способ дотянуться до могущества? Почему же я раньше не замечал в «выдохах» этого снисходительного великодушия?
Потому, что не видел угрозы.
Я считал их несчастными, лишенными желаний и потерявшими вкус к жизни, а они, оказывается, живут вполне припеваючи! И с высокого высока смотрят на всех остальных.
Я ошибался. Впрочем, мою наивность можно простить, но ошибся-то не я один.
Лекарь встречает меня в коридоре:
– Уже уходите?
– Хочу посмотреть на свой дом.
– В последний раз?
Он не шутит, не ехидничает, а всего лишь скучно предлагает мне объяснение моих же действий. И я не спорю:
– Пожалуй.
– Не стоит. Сестра Либбет уже закрыла его двери.
Сестра? А, ну да, они же все – одна большая семья!
– Тогда куда мне идти?
– Есть много мест, где вас будут рады видеть отныне и навсегда. Но сначала требуется завершить оставшиеся дела.
– А что-то осталось?
– Вас ждет эсса Имарр. Она наверняка спросит, хотите ли вы остаться в Крыле. Вольнонаемным служителем, разумеется.
– А я хочу?
– Есть много других мест, – повторяет лекарь, кладя ладони мне на плечи.
– Да, есть много других мест, – соглашаюсь я.
– Они ждут вас. Все мы ждем еще одного шага к великой цели.
– К великой цели?
– Первых из нас отправили в чужой мир против нашей воли. Но те, кто вернулся, старались уже не допускать насилия. Мы не держим зла на людей. Мы дарим им исполнение мечты. И не принуждаем к возвращению: каждый волен выбирать свою дорогу.
«Дарим исполнение мечты»?! Уж не в закрытых ли поселениях «выдохов» выращиваются разноцветные коконы?
– А нам выбор уже не нужен. Потому что у нас есть цель.
– У нас есть цель… – Я повторяю его слова только для того, чтобы выровнять дыхание.
Может, это все мне только снится? Может, я сейчас открою глаза и снова почувствую под пальцами женское тело?
– Скажете, как только будете готовы. Вам укажут путь.
Киваю. Мы расходимся, и я молюсь изо всех сил, чтобы этот голос подольше не раздавался в моей голове.
Эсса Имарр стоит у окна своего кабинета, глядя на зимний наряд города. При звуке шагов она оборачивается, встречает меня долгим взглядом и наконец предлагает:
– Присядете?
– Нет, благодарю вас.
– Чувствуете себя лучше?
– Пожалуй.
Ее великолепные ноги все так же стройны и гладки, но сейчас края голенищ изящных сапог прячутся под длинными полами форменного камзола.
– Я должна задать вам вопрос.
– Слушаю.
Имарр смотрит на меня так, как никогда не смотрела раньше. Словно пытается что-то найти в моем лице, а когда ее усилия оказываются тщетными, оливковый взгляд гаснет. Уныло и немножко разочарованно.
– После своего… возвращения желаете ли вы продолжить прежнюю службу?
– Возможно.
Светлые брови удивленно приподнимаются.
– Возможно?
– Не исключаю, что это будет уместно. Но не теперь. Мне нужно… Есть дела, которые требуют моего участия.
– Разумеется, – кивает Имарр. – Но вы можете в любой момент…
– Я запомню ваше предложение.
Ее глаза чуть удивленно расширяются, впрочем, она тут же списывает мои слова на обычную вежливость и снова поворачивается к окну.
– Доброй дороги, эсса.
– До встречи, эсса.
Больше всего сейчас мне хочется подойти к ней поближе, сказать, что я обязательно вернусь, может быть, скорее, чем можно предположить, и вернусь уж точно истомленный желаниями, которые, к счастью, никуда не делись.
Хочется.
Но игра, начавшаяся сразу же после моего пробуждения, если еще не до того, как я в последний раз закрыл глаза в чужом мире, требует соблюдения правил. Хотя бы поначалу.
Трактир, который должен бы быть закрыт и опечатан давным-давно, приветливо распахивает свои двери. Я сажусь за тот самый стол, касаюсь губами того самого эля. Ну, может, не точно того же, но не менее вкусного. И даже за одно это, за то, что вкусы тоже остались при мне, стоило бы вознести хвалу Всеединому.
– Празднуешь возвращение или оплакиваешь?
Герто по своему обыкновению бесстрастен и бесцеремонен, усаживаясь на лавку напротив.
– А есть чему радоваться или о чем плакать?
– Тебе виднее.
Он получает свою кружку эля и надолго припадает к ней, как будто утоляет жажду, копившуюся не один год.
– Ничего не изменилось.
– А ты сам? Неужели не научился новым фокусам?
Я не могу понять, спрашивает он всерьез или шутит, поэтому небрежно роняю:
– Всеединый вовсе не бог.
– Я знаю, – все так же спокойно сообщает Герто.
– Тогда почему…
Он заглядывает мне в глаза, глубоко-глубоко, намного глубже, чем это делала Имарр, и, похоже, находит то, что искал, потому что облегченно выдыхает и устало опирается локтями о стол.
– И все же я молился ему, чтобы у тебя получилось.
– Что получилось?
Вместо ответов и объяснений Герто отводит мизинец в сторону, словно предлагая моему взгляду последовать туда же, и я вижу крохотный пылевой вихрь, крутящий кольца на полу. В самом тихом уголке трактирного зала, там, где нет и не может быть даже намека на сквозняк. А как только начинаю приглядываться внимательнее, ураганчик рисует в воздухе улыбающуюся рожицу и мгновенно оседает на струганые доски прежним недвижным мусором.
Наверное, надо задать кучу вопросов. Или хотя бы один, для начала. Но я всего лишь подношу кружку к губам. Герто поступает точно так же, и мы оба знаем, что прячем улыбки.
